Читать книгу - "Спасти нельзя развестись - Екатерина Серебрякова"

За несколько недель стороны пришли к компромиссу, который в конечном счете устроил всех. Совместно нажитое имущество было поделено почти что поровну, часть акций холдинга все-таки отходила Григорию Борисовичу, но большую свою долю Галине Яковлевне удалось сохранить за собой.

– Ольга Владимировна, там… Она на водку перешла, в общем.

– Настя, как ты могла это допустить?!

Вернувшись из собственных мыслей в реальность, я подскочила с места и поспешила в приемную к свекрови.

Галина Яковлевна переживала не на шутку. Волновал ее не только раздел имущества, но и сам факт развода. Несмотря на то, что вместе с мужем она не жила уже почти два месяца, чувства, длившиеся больше сорока лет, еще не прошли.

– Прекратите сейчас же! – появившись в приемной, я выхватила из рук свекрови маленькую бутылочку с крепким алкоголем и передала ее Насте. – Вы должны быть в трезвом уме сегодня! Или хотя бы в состоянии поставить одну подпись. Все позади, Вам не нужно будет ничего говорить даже. Мы с Настей берем всё на себя.

– Оля… Я же люблю его. Каким бы скотиной он не был, как бы подло со мной не обошелся, я его любила и люблю.

– К черту такую любовь, – строго произнесла я, хотя внутри все сжалось от сочувствия к свекрови. – Вы достойны другой любви: искренней, чистой, без лжи и предательства.

– Мне шестьдесят!

– А мне без трех лет сорок, я беременная и очень злая, так что прекращайте спектакль.

В любой другой ситуации я бы села на диван к Галине Яковлевне, обняла ее и даже позволила бы себе поплакать вместе с ней над несправедливостью жизни.

Но сейчас ей нужно было быть сильной и взять себя в руки, чтобы через час с гордо поднятой головой и улыбкой победительницы на губах поставить свою подпись в бумагах о разводе.

Мы не разглашали даты последней встречи Миролюбовых в качестве супругов, как держали в тайне и место. Но пронырливые журналисты каким-то образом знали все наперед и уже толпились у здания, когда полчаса назад приехали Борис с моим свекром.

– Там толпы журналистов, – тихо вздохнула я, листая снимки, которые мой муж делал из окон двенадцатого этажа.

– В интернете пока тихо, но видимо пресса не дремлет…

Я взяла Галину Яковлевну за руку, чтобы хоть немного унять дрожь в ее теле.

Все мы волновались. Несмотря на то, что споры и переговоры оставались позади, и сегодня предстояло только скрепить на бумаги все договоренности, внутри было тревожно.

Брак свекров всегда казался мне чем-то крепким и нерушимым, основанным не только на любви и доверии, но и на глубоких человеческих отношениях. Если даже такой брак дал трещину, что вообще говорить о любви?

– Скажи, что там не будет этого итальянского прошлыги!

– Не будет, – согласно кивнула я. – Мы говорили с ним позавчера, кажется. Он хотел поговорить с Вами и оказать какую-то поддержку.

– Только этого мне не хватало! – Галина Яковлевна отвернулась к окну, но я почувствовала горькие нотки в ее голосе.

– Он ни в чем не виноват…

– Знаю! – свекровь повысила голос, но тут же притихла. Мы с Настей даже успели вздрогнуть. – Но мне от этого не легче. Он сын моего мужа от другой женщины. Ты же не будешь таскаться с ребенком Марины.

– Нет, – я отрицательно мотнула головой. – Конечно, нет.

Нам предстоял эмоциональный день, и я бы отдала все на свете, чтобы сделать его хоть немного спокойнее.

Мы с Настей и Галиной Яковлевной прибывали к месту встречи на автомобиле с личным водителем.

Моя помощница вышла из машины первой, чтобы разогнать толпу журналистов и фотографов, которые уже во всю щелкали затворами камер

– Мы с Вами, – сказала я свекрови, глядя в глаза. – Самое сложное осталось позади.

– Спасибо тебе, Оль. Можно спросить у тебя кое-что?

– Конечно, спрашивайте, – я мельком глянула на часы, осознав, что мы начинаем опаздывать, но это не изменило ситуации.

Сейчас, сидя в тонированной закрытой машине, я была готова потратить хоть час, чтобы облегчить душевные терзания свекрови.

– Между нами все изменится, да? Когда я разведусь с Гришей, а ты с Борей… Я больше не буду твоей свекровью, а ты моей невесткой.

– Не будете, – пришлось согласиться с этим очевидным фактом. – Но Вы навсегда останетесь моей второй мамой, а я Вашей дочкой.

– Оленька, – свекровь подалась вперед, чтобы обнять меня, а я едва сдерживала слезы.

– Всё, всё, давайте не сейчас, нам нельзя плакать! Не говорите ерунды и не думайте, что Вам удастся отмазаться от возни с моим ребенком! Если я Ваша дочка, то он Ваш внук.

– Я буду счастлива быть бабушкой для этого создания.

Поправив макияж, мы с Галиной Яковлевной вышли на улицу и прикрыли глаза солнцезащитными очками.

Настя руководила двумя охранниками, которые ограждали нас от стены журналистов, и параллельно раздавала указания штабу адвокатов, крутящихся вокруг.

В здании бизнес-центра было куда спокойнее.

Офисные сотрудники не обращали на нас никакого внимания и спешили каждый по своим делам, не замечая ничего вокруг за бесконечной чередой телефонных разговоров и кипами бумаг.

На скоростном лифте мы поднялись до двенадцатого этажа, а там свернули в переговорную комнату, где за круглым столом уже сидели юристы Григория Борисовича, сам свекр и Боря.

– Добрый день.

– Здравствуйте, – первым делом я опустила жалюзи на окна, потому как знала, что в двадцать первом веке журналисты давно обзавелись такими чудесами техниками как дроны и квадрокоптеры. – У нас всё готово.

– У нас тоже, – Григорий Борисович поднялся со своего места, застегивая пуговицу на клетчатом сером пиджаке. – Галя, мы можем поговорить с глазу на глаз?

Я обеспокоенно посмотрела на свекровь, но та жестом дала понять, что все в порядке.

Никто из присутствующих не заострил внимания, когда пока еще действующие супруги удалились в смежную с этой небольшую переговорную, обладающую прекрасной шумоизоляцией.

И кто знает, о чем они вели этот разговор…

О чем вообще можно говорить в день развода, который ставит финальную точку в отношениях с сорокалетней историей, плодом которых стал прекрасный сын, многомиллионное состояние и семейный бизнес.

Несколько минут отсутствия Галины Яковлевны и Григория Борисовича показались вечностью. Никто не рискнул проронить ни слова, чтобы не нарушать повисшую в переговорной звенящую тишину.

И это был не тот случай, когда даже молчать было комфортно.

Уверена, что в голове каждого из присутствующих ураганом пролетали рои мыслей. Но мы были вынуждены молчать в попытках найти за что бы уцепиться взглядом, чтобы снизить градус неловкости.