Читать книгу - "Ее темные крылья - Мелинда Солсбери"

Дальше я иду в лес, где мы играли в Невест Артемиды. Я иду к нашему дереву, но не вижу гамадриаду или что-то еще, даже белку. Лес прохладный и тихий, пахнет зеленью и влагой, и я вдыхаю как можно глубже, пытаясь запомнить запах, звук ветра среди листвы.

Тогда я понимаю, что прощаюсь. Что, покинув дом папы, не зная этого, я была в последнем туре по моей старой жизни, прошла по Хай-стрит, у школы и кладбища, у озера и поля. Я думала, что хотела вернуться, но тут понимаю, что не могу. Остров теперь не мое. Я не понимаю, кто я, но я знаю, что я — не девушка, живущая на Острове на краю мира. Уже нет.

Подземный мир — самое уродливое место, что я видела. Без звезд, облаков, травы, деревьев. Но я могла изменить это. Я могла покрыть все цветами. Я могла изменить его. Мы могли это сделать.

Мерри разозлится, ведь я снова ухожу. Если вспомнит.

29

МНОГОЛЕТНЕЕ РАСТЕНИЕ

Я думаю о возвращении в дом папы, но я ничего не хочу там. И я иду к маяку.

Я не была тут давно. Мы приходили, когда были детьми, потому что маяки восхищают в детстве, но из-за Али, наверное, я перестала приходить. Он выше, чем я помню, и белая краска облетает. Желтые нарциссы растут у основания, и они смотрятся мило на фоне синего моря. День ясный, и я смотрю отсюда, но ничего не должно быть видно.

Но вижу. Все время вход в Подземный мир рядом с нами, как другие острова. Я ощущаю себя глупо из-за того, что не поняла трюк с Летой. Я всегда поражалась, как Бри так беспечно относилась к тому, что видела гамадриаду, когда она ни в чем не была спокойной. Конечно, она пошла домой, выпила чай с молоком или сок с водой из крана, и это притупило ощущения, а потом она забыла. А я, не трогавшая воду, помнила.

Я думаю обо всех странностях, которые случаются тут, и как никто не думает о них. Это всегда просто одна из фишек Острова. И я знаю, что должна злиться из-за того, что нас опаивают загрязненной водой, но иной вариант — быть отосланными отсюда или — будем реалистами, когда вовлечены боги — потопление Острова, чтобы не пускать сюда людей. Может, лучше пить такую воду. И все счастливы. Зачем все портить?

Лестница маяка из металла, и я знаю, что мой отец слышит, как я иду, задолго до того, как я добираюсь до двери обсерватории, и он уже заварил чайник, добавляет сахар в свой кофе. Он передает мне чашку, черный кофе без сахара, и это сейчас ощущается как заявление.

— Я видел, как ты идешь. Ты давно тут не ходила.

Я пожимаю плечами.

— Думала проверить старое место. Убедиться, что все работает, — я делаю паузу. — Работает?

Папа смеется.

— Ты пропустила это на прошлой неделе. Вентиль застрял, и на жуткий миг я подумал, что что-то свило там гнездо. Я представил, как Мерри рвет меня за это и зовет сюда свой птичий отряд на стражу.

— Что это было? — это спрашивать безопасно, я ощущаю, что история закончится хорошо, и я получаю подтверждение, когда папа отвечает:

— Просто грязь. Убрал ее, и все стало хорошо.

Хороший жизненный совет.

Я смотрю на море из окна. Я вижу, как что-то мерцает на горизонте, блеск или волна. Мое сердце замирает. Я прижимаю ладонь к стеклу.

— Ты снова уйдешь, да?

Он говорит это очень тихо, и я могу сделать вид, что не слышу, если захочу.

Я киваю.

— Я больше тебя не увижу, да?

Спиной к нему я качаю головой.

— Не в ближайшее время.

— Но ты будешь в порядке?

Я поворачиваюсь к нему.

— Да. Я буду в порядке. Правда, — я делаю паузу и принимаю решение. — Ты не будешь это помнить. Ты не вспомнишь, что я возвращалась. Если хочешь, не пей воду из крана.

— Ты и эта вода. Ты знаешь, что кофе сварен на ней, — он кивает на чашку в моих руках.

— Знаю, потому не буду пить. Я серьезно, папа. Если хочешь помнить, перестань ее пить.

Он не удивляется, и я гадаю, может, он уже знал, может, кто-то сказал ему давным-давно, и он решил все равно ее пить, потому что есть то, что не хочется знать, и порой забыть проще. Он подтверждает это, когда говорит:

— Так ты не была с мамой?

— Нет, — я улыбаюсь. — И не отправлюсь к ней сейчас.

Он вздыхает.

— Когда она ушла, она сказала мне держать тебя тут, сколько я смогу. Оберегать тебя.

— И ты справился. Но у меня есть работа, думаю. Я буду в порядке. Обещаю.

Мы опускаем чашки одновременно, встречаемся в центре обсерватории и обнимаемся. Он редко обнимается, да и я такой была, но он — мой папа, а я — его дочь. Он вырастил меня, когда мама оставила нас, да и до этого, был во время простуд, ободранных колен и школьных выступлений рядом.

Он отодвигает меня на расстояние руки, смотрит на меня, разглядывает меня.

— Уверена, что тебе нужно уйти? — спрашивает он сдавленным голосом.

— Подумай, сколько места для барбекю будет. Можно занять весь двор.

Он притягивает меня к себе, и я вдыхаю его запах.

— Ладно, — он отпускает меня, и я отхожу.

Я на пути из комнаты, когда замечаю старый суккулент на его столе. Я подхожу к нему, поднимаю и прижимаю кончики трех пальцев к песчаной почве, посылаю ему заряд. Я ощущаю потрясенный взгляд папы, листья растения набухают, из серых становятся зелеными, новые листики начинают расти. Когда я опускаю растение, оно выглядит как из журнала.

Я подмигиваю папе и ухожу.

* * *

Я не на сто процентов понимаю, как вернуться в Подземный мир. Я могла бы сорвать нарцисс и проверить, что произойдет. Но я спускаюсь к известной бухте, месту множества преступлений моего детства и юности. Посреди недели тут пусто, как и посреди дня: ни выгуливающих собак, ни школьников, никого. Я не знаю, что делаю, но подхожу к берегу, ищу кусок водоросли или прибитого дерева. Я нахожу коричневые водоросли, высохшие на солнце, сжимаю и представляю, как они