Читать книгу - "Мальчики да девочки - Елена Колина"

– Постойте, погодите! У Мерседес КРАСНОЕ платье! – Дина вдруг вскочила, выбежала из комнаты и тут же вернулась с тонкой серой книжицей. На обложке книжицы черными буквами было написано «Сборник задач по внешкольной работе библиотек». – У Мерседес КРАСИВОЕ КРАСНОЕ платье, и сама она КРАСИВАЯ... – озабоченно сказала Дина, открыв первую страницу своей книжицы. – Посмотрите, вот первое задание: «Девочка двенадцати лет боится крови. Составить список книг, чтение которых заставило бы девочку отказаться от инстинктивного отвращения к красному террору». Нужны книги, где красный цвет символизирует красоту, а не кровь. Нужно внести в список «Графа Монте-Кристо»!

Леничка возмущенно фыркнул:

– О боже, Дина... ты думаешь, что говоришь?.. Ты говоришь, как сторонник красного террора, убийств...

– Нет, я нет... Но ведь советская власть должна защищать себя от врагов, – возразила Дина.

– Для большевиков не имеет значения, враг человек или нет, только вопрос имеет значение – к какому классу он принадлежит. Разве ты не понимаешь, – в этом и есть смысл красного террора. А если бы они решили уничтожить как класс всех фотографов?.. Тогда бы ты поняла весь ужас такого подхода?

– Что, если нам поставить «Графа Монте-Кристо» в нашем театре? Для учеников второй ступени? – перебила его Дина с загоревшимися глазами. Она уже поставила «Дюймовочку» для учеников первой ступени, и Дина вошла во вкус, и ребята вошли во вкус, – это был успех, к ним на спектакли приходили со всего района. Была только одна проблема – ребята расхватывали «хорошие» роли, и никто не хотел играть роль жабы и крота. На крота все же нашелся мальчик, играл крота в очередь с Диной, а жабу всегда играла только Дина. А для учеников старшей ступени они поставили «Двенадцать» Блока, тут Дина была только режиссером, и у них тоже был успех... – Правда, нам сейчас рекомендуют пьесы на революционную тематику, чтобы театр был средством политической агитации. Про революционную борьбу, про боевые действия на фронтах гражданской войны... Но ведь можно и то, и другое, правда?

Леничка махнул рукой – что с тобой говорить, Дина...

– Можно было бы использовать метод проектов!.. – мечтательно сказала Дина.

Дина была увлечена новыми педагогическими методами, разработанными американскими педагогами. Кое-что в качестве эксперимента разрешалось использовать в единой трудовой школе, и самые прогрессивные учителя старались следовать модным тенденциям, – Дина, конечно же, была среди них.

– Это такой замечательный метод, который позволяет нам меньше думать о программах и больше думать о самих детях, чтобы им было интересно! И наш заведующий, Зададимся Вопросом, меня во всем поддерживает... Понимаете, есть дети, которые не хотят учиться... А при использовании метода проектов они не просто учатся и не просто ставят спектакль, а делают все вместе! Смотрите, допустим, вы ученик, который пришел в наш проект «Театр», – Дина вскочила и принялась ходить по комнате. – Мы все вместе читаем «Графа Монте-Кристо», обсуждаем, спорим. Дальше – дети начинают понимать характеры героев, здесь столько моральных проблем – предательство, верность! Дальше – на уроках истории дети узнают историю Франции! И вот они уже вовлечены в историю эпохи!

– Мне кажется, замечательно, – поддержал Павел. – А что же дальше?

Дина улыбнулась:

– Дальше?.. Дальше совсем немного. Останется только выучить роли, отрепетировать, сшить костюмы, пригласить гостей...

– Обучение мотивируется интересом к конечному результату – к спектаклю. Ученики приходят к мысли, что образование помогает решать те или иные интересные жизненные задачи, – одобрительно кивнул Павел. – Вы, Дина, молодец, что никогда не перестаете думать о работе...

– Дина думает только о работе, – мило улыбнулась Ася. – Вчера утром она убежала без юбки... с улицы вернулась. Хороша бы ты была в школе – учительница в одной блузке и нештопаных чулках... как клоун.

Сестер все больше разносило в разные стороны, и, может быть, эти привычные семейные посиделки совсем прекратились бы, если бы не Павел – ни одна не могла пропустить вечера с ним. Но они давно уже начали ссориться, сначала неуверенно, а потом все более жестко.

Зачинщицей ссоры всегда была Ася. Ася язвила, придиралась, насмешничала... не может быть, думала она, это не я произношу все эти злые обидные слова, не я делаю все эти глупые стыдные гадости... Ася с презрительной жалостью называла Дину комсомолкой, общественницей, слугой народа, и Дина потихоньку начала отвечать, не менее презрительно называла сестру поэтессой. Обе, и Дина, и Ася, во что бы то ни стало хотели скрыть от Павла это свое взаимное недоброжелательство, злую иронию, насмешки, но стоило одной перестать сдерживать враждебность, вторая мгновенно зажигалась об нее, как спичка.

– Я всегда думаю о работе, потому что я люблю свою работу, люблю школу и детей люблю, а вот ты... ты просиживаешь в своем учреждении, даже названия не знаешь. Сидишь и только все путаешь, и мечтаешь о небесных кренделях, – надувшись и покраснев, ответила Дина, она не умела съязвить с милой улыбкой.

– Я не мечтаю о небесных кренделях, я пишу стихи, – обиженно вскинулась Ася. Ей очень хотелось рассказать при Павле о своем успехе, но хвастаться нехорошо, неловко... И вдруг сказалось само, – она произносила эти хвастливые слова и сама ужасалась своей нескромности: – Я читала свои стихи на вечере в Доме искусств. Висела афиша «Цех поэтов», и я была записана в афише после Мэтра и остальных известных поэтов...

– Под мелкими буквами «и другие...», – обиженным басом добавила Дина и, почувствовав все же неловкость, заторопилась переменить тему: – А у нас в школе тоже будет вечер поэзии. Ученики первой ступени будут читать Пушкина, и ученики второй ступени тоже будут читать Пушкина...

– Все это глупое школярство, – с полными слез глазами сказала Ася. – Вот мы с Лилей были на панихиде по Пушкину...

У Лили появился новый поклонник. Они с Асей услышали его впервые на вечере в Доме литераторов. Лиля сама к нему подошла и как-то сумела выразить, что очарована, – захлебывалась восторгом, была от восхищения очень мило косноязычна, трепетно лепетала: «Осип Эмильевич, вы восхитительны...» Можно было бы сказать: «Осип Эмильевич, я восхищена...», но она знала, что фразу нужно начинать с «вы», а не с «я».

Он жил в Диске, и Лиля приходила к нему, сидела в его комнате на большом диване, а он ходил по комнате, курил и читал стихи. Иногда он рассказывал ей о своих увлечениях, она слушала, смеялась, – он был удивительно остроумный, как будто видел не один слой всего – предметов, явлений, а несколько, из этой глубины вытаскивал что-то, и уже получалось смешно. Обращался он с ней как с ребенком, нежно, но непременно хотел звать ее по имени-отчеству, и Лиля сначала вздрагивала, – она и забыла, что она Рахиль Эмильевна, но ему нравилось, что они Осип Эмильевич и Рахиль Эмильевна, будто библейские персонажи.

Совсем по-честному Лиля не могла причислить его к своим поклонникам, скорее, она была его поклонницей или же они оба «поклонялись» друг другу, она – замирая от восторга и чувства причастности, а он – любуясь ее восторгом и красотой. Лиля для себя безошибочно определила, что никакие любовные отношения ему не нужны, а для поэтического вдохновения необходимо кем-то восхищаться, и она просто попалась ему под руку. Но было лестно попасться под руку ТАКОМУ человеку. Он был плохо выбрит и вообще очень пренебрежителен к своей внешности, галстук смотрел набок, костюм был как-то отдельно от него, но у него было лицо гения, и такой в нем горел жар духовной жизни, и такие у него были стихи – гений... Гений, но какой-то неприкаянный. Он был старше прозаиков и «старший по культуре», и повсюду свой, но что-то роднило их, кроме его настоящего и ее фальшивого отчества, – она была всем немного чужая, и он был всем чужой. Это было странно, ведь у него не было поддельной жизни, чужих документов, он был сам себе равен, он-то был СВОЙ... свой, но как будто свой-чужой, как обреченный, выпавший из гнезда птенец. Если бы Лиля дала волю своим чувствам, она сказала бы, что он вызывает в ней восхищение и жалость, но она не осмеливалась жалеть.