Читать книгу - "Прошлое - Алан Паулс"

Поездка заняла час с четвертью — всего на пятнадцать минут больше, чем ему сказали в гостинице, когда он спрашивал дорогу, и минут на сорок пять меньше, чем если бы он решился поехать на машине; тем не менее дорога показалась Римини бесконечной. Он все время простоял на ногах, прижимаясь к дверям вагонов метро — на всякий случай, чтобы не пропустить, зазевавшись, нужную ему станцию, — потея и сражаясь одновременно с двумя картами: с туристической, которую он прихватил со стойки портье в гостинице, и той, что вытянулась вдоль верхней части стены вагона и обозначала станции и пересадки на другие линии. Поколения пассажиров-аборигенов сменялись одно другим — они были совершенно безучастны к личной драме Римини, более того, многие не без злорадства ухмылялись, пробираясь мимо него к выходу или же, наоборот, входя в вагон.

Раскаиваться в том, что затеял все это предприятие, Римини принялся, едва выйдя из гостиницы: для начала он сунулся в метро не с того входа, и не прошло и минуты, как толпа пассажиров, против течения которой выплыть ему, естественно, не удалось, вновь безжалостно вынесла его на поверхность с противоположной стороны улицы; раскаяние стало еще более глубоким и искренним, когда за ним закрылись двери вагона и Римини убедился в том, что линии, обозначенные на карте метро. — включая и ту линию, на которую он только что сел, не зная толком, как она называется, — тянутся более-менее прямо и предсказуемо лишь до некой точки в центре города, а там, запутавшись в чудовищный клубок, расходятся веером кривых, разноцветных, беспорядочно пересекающихся между собой артерий. Эта мешанина больше всего напоминала крупномасштабную карту дельты какой-нибудь огромной реки. Всякий раз, когда поезд останавливался — а это на его скорбном пути случилось почти тридцать раз, — Римини был вынужден вставать на цыпочки, чтобы разглядеть поверх голов и рюкзаков табличку с названием и убедиться в том, что оно совпадает с робким кандидатом, которого сам Римини назначил на роль следующей станции, мысленно выстраивая план поездки. Апогея его раскаяние достигло в тот момент, когда он выбрался наконец из метро и, счастливый уже от одного осознания того, что кошмарная поездка закончилась, увидел наконец то, ради чего предпринял столь нелегкое путешествие: пропахшая пережаренным жиром и подтухающей рыбой пустынная улица, испепеляющее солнце, ослепительно-яркое небо, дрожащее марево в воздухе, насыщенном выхлопными газами, бродячие собаки, брошенные полуразобранные машины, убогие лачуги, какие-то гаражи и авторемонтные мастерские, пустырь, заваленный мусором… Чуть поодаль возвышались два огромных не то цеха, не то барака, казавшиеся на фоне окружающей нищеты чем-то основательным и солидным. Именно туда по инициативе муниципалитета Сан-Паулу была переведена из центра города книжная ярмарка.

Надо же было так проколоться, подумал Римини, прикидывая на глаз расстояние до этих зданий и умножая его на коэффициенты жары, влажности, выхлопных газов и отталкивающей нищеты вокруг; по ту сторону покосившихся, сто лет не ремонтированных лачуг, несомненно, обретались банды местных обитателей, которые имеют обыкновение перерезать горло случайно оказавшимся в этих краях туристам, — чтобы поднять свое благосостояние и просто так, от скуки. В общем, по всему выходило, что прогулка предстояла не из веселых. И при этом, признался сам себе Римини, на ярмарку он ведь выбрался просто так, ради интереса, а вовсе не потому, что его интересовало что-то конкретное. Впрочем, следовало признаться себе и в том, что выбора особого у него не было. Остаться в гостинице — так там и без того горничные и охранники у входа стали косо на него посматривать, судя по всему, определив ему место в своей классификации проживающих между инвалидом и мужчиной на содержании. Можно было, конечно, снова поехать с Кармен на конгресс. Это он уже пробовал: в первый день они вместе сели в развозивший делегатов микроавтобус, получили для Римини, — разумеется, после долгих переговоров, которые целиком и полностью легли на плечи жены, — аккредитационную карточку на имя некоего Идельбера Авелара, переводчика из Порто Алегре, в последний момент отказавшегося от поездки, — после чего Римини посетил все заседания, пообедал с Кармен и коллегами по цеху в ближайшей забегаловке и даже поприсутствовал на вечерних семинарах; Кармен «в кулуарах» решала рабочие вопросы, и по большей части Римини провел это время в одиночестве, наблюдая за тем, как пустеет зал заседаний. Переводчики, преподаватели иностранных языков, студенты, какой-то толстый и сверхжизнерадостный поэт, настолько шумный и активный, что сам Пикассо рядом с ним показался бы каким-нибудь занудным сушеным библиотекарем, — при каждом удобном случае принимавшийся читать свои дурацкие стихи на разных языках, — вся эта публика, многочисленная с утра, к вечеру рассосалась, и под конец Римини остался в ложе один. Чем в конце концов и воспользовался, чтобы провалиться в глубокий, без сновидений, сон, из которого его вырвал предсмертный стон отключаемого микрофона. Второй день был копией первого — только более занудной и унылой. Разнообразили течение времени одни лишь неприятные события: для начала в автобусе три канадские переводчицы походя разделили их с Кармен, оттеснив Римини на самое неудобное место в дальнем конце салона, где его всю дорогу мучили рвотные позывы, спровоцированные вонью, исходившей от сидевшего справа издателя из Доминиканы, и чесночным ароматом, который источал сосед слева, некий литературный агент из Испании; затем какая-то маленькая, но противная тварь — нечто среднее между тараканом и скорпионом, которую не удалось опознать никому из делегатов, даже тем, кто провел большую часть жизни в амазонской сельве, — воспользовалась тем, что после завтрака Римини позволил себе расслабиться и потерять бдительность, и со всего размаху вонзила ему в голень крохотное, почти невидимое, но явно остро заточенное и хорошо смазанное каким-то ядом жало; ну и наконец, все, абсолютно все члены оргкомитета и делегаты стали обращаться к нему по имени, которое было указано на аккредитационной карточке — том спасительном пропуске, без которого невозможно было не только войти в комплекс, где проводился семинар, но и перейти из одного зала в другой, зайти в кафе и даже воспользоваться туалетом. Идельбер то, Идельбер это… Окончательно Римини вышел из себя, когда делегаты-бразильцы стали обращаться к нему по-португальски — как будто его национальность определялась этой маленькой ламинированной карточкой.

Да, поездка на окраину Сан-Паулу, несомненно, была ошибкой; но к этому моменту Римини готов был рискнуть чем угодно и пережить любые неприятности, лишь бы не отзываться всякий раз на чужое имя и не объяснять официантам в гостиничном ресторане, что его нет в списках на завтрак и обед потому, что он участвует в конгрессе не как переводчик, а как некое «сопровождающее лицо»; даже оставшись в номере, ему все равно пришлось бы называть имя Кармен — на которое этот номер и был заказан и которое фигурировало во всех гостиничных списках и формулярах, — для того чтобы упрямые и несообразительные сотрудники отеля соизволили передать ему сообщения или же перевести телефонный звонок. Итак, свою ошибку Римини совершил сознательно и был готов отвечать за последствия. Прогулка по зловонной жаре заняла у него минут десять-пятнадцать; наконец он оказался на огромной, совершенно пустой и безлюдной бетонной площадке, над которой развевались флаги разных стран и официальный штандарт книжной ярмарки. Еще минут десять Римини шел вдоль жестяной стены одного из ангаров, тщетно пытаясь найти вход; минуту-другую он провоевал с крохотной не то дверцей, не то люком — без ручки, но со звонком, судя по всему, неработающим; затем чуть отступил и, прикрыв глаза ладонью от солнца, внимательно оглядел протянувшуюся, как казалось, от горизонта до горизонта стену ангара. И вот наконец, когда Римини почти смирился с тем, что книжная ярмарка огромного города Сан-Паулу оказалась заколдованным замком без окон, без дверей и без людей (последнее уже не казалось удивительным), — откуда ни возьмись к нему подкатил на бесшумном электрическом скутере сотрудник безопасности и объяснил недогадливому заплутавшему путнику сразу на двух языках — португальском и международном языке жестов, — что тот зашел с тыла; вход же находился точь-в-точь в этом месте, но — с другой стороны ангара, на изрядном расстоянии отсюда, но зато буквально в нескольких шагах от станции метро, из которой Римини вышел уже, наверное, с полчаса назад. Ощущение полного безумия происходящего усиливалось тем, что, объясняя Римини, где он находится и как ему попасть на ярмарку, молодой охранник все время вертелся вокруг него на своей «электротележке», словно боялся, что, остановившись и, тем более, выключившись, она уже больше не заведется и никогда не сдвинется с места.