Читать книгу - "Крыса-любовь - Мойя Сойер-Джонс"

— Он… был с женщиной, Стори.

— И?

— А ты как думаешь?

— Они что, занимались любовью?

Мишель нетерпеливо втянула воздух.

— Они спаривались, Стори. Совокуплялись.

Мишель умеет найти слова, которые на корню убивают всякое чувство. Меня до сих пор шокирует ее вульгарность. Мишель непримиримый борец против «нежностей».

— Так-то вот, Стори! Они занимались сексом в больнице. На полу. При коматозном больном. — Мишель чеканила каждое слово. Ей требовалось, чтоб я проникся таким же отвращением, как и она. — Оба совершенно голые. Она тоже старая, его возраста. Вроде бы жена. Бог мой, только представить…

Она зажмурилась. Видно, освежала память.

— Все было видно. Луна светила прямо на его… Хотя тебе не интересно.

Еще как интересно!

— И что потом?

— Разумеется, я нажала экстренный вызов. И через какое-то время — кстати, очень долгое — явилась медсестра. Постарайся не попасть сюда с сердечным приступом. Эту их кнопочку я бы назвала «приду когда захочу», а не «экстренный вызов»! Пока она дошла, любовнички уже смотались. Спрятались в другой палате. Я хотела вызвать полицию, но все сговорились покрывать эту парочку. «Жертва рака». «Плохой прогноз». «Очень болен». Ля-ля-ля. Куча оправданий. Уши вянут слушать. Я им сказала: «Если ты умираешь, это еще не значит, что можно вести себя как животное. Или теперь не модно умирать достойно?» Мишель подхватила сумку.

— Я думаю, это еще не все. Женщина, которая разносит чай, кое-что мне порассказала. Похоже, вчера был не первый раз. Представляешь? — Тут Мишель остановилась, потрясла головой и поморгала, будто вдруг поняла, что всеобщая глупость заразна. — Господи, кого я спрашиваю!

Позже, в больничном кафе, Тайте сделал мне вполне приличный кофе — три четверти сливок, — и я подсел за дальний стол к Марии. Она тонула в квитанциях и кассовых чеках. Мария вечно занята бухгалтерией.

Она уже знала про ночных визитеров в палате Гордона (Мария знает все). Да, Мишель не ошиблась. Это был не первый раз.

— Каждую ночь. Иногда дважды за ночь. — Мария улыбнулась. — Всем бы так.

Судя по всему, Фатима — продавщица чая — разнесла по больнице весть про Гордонов стояк. И народ потянулся к нему в палату — увидеть чудо собственными глазами. Очевидцы заверяли, что его жезл наделен великой силой.

— Хочешь сказать, член моего брата теперь вроде как святыня? — Это не укладывалось у меня в голове. — И к нему идут паломники?

Мария перекрестилась и улыбнулась. На миг темные мешки у нее под глазами разгладились и в улыбке проглянули Неаполь, Софи Лорен, загорелые ноги, черные летящие юбки.

— Говорят, в нем сила, Арт, — шепнула она. На ее груди блеснуло золотое распятие. Она сделала большие глаза. — Люди зовут его «Лурд любви».

Лурд любви? Палата 417 — храм? Мой брат — монах— чудотворец?

Многое встало на свои места. Я вспомнил, сколько раз заходил к Гордону и заставал там парочки студентов— медиков — опустив головы, они нервно листали его карточку. Как-то вечером там ковырялись медсестрички — шарили под кроватью, якобы искали пропавший градусник. И еще я вспомнил кое-что про Сандру и Тони.

Всего пару дней назад я застал их практически в шкафу с одеждой Гордона. В тот момент я слегка удивился, но Сандра только улыбнулась и прошмыгнула мимо меня за сумочкой. Тони провел пальцами по притолоке, будто проверял, нет ли пыли.

— Наводим чистоту, Артур! Эти больничные халтурщики дня не продержались бы у меня на фирме.

Я прокрутил в памяти ту сценку. Мне показалось — или Тони в дверях и правда потрепал Сандру по прикрытому юбкой тощему заду? И разве в ее улыбке не было чего-то такого, чего я никогда раньше не замечал?

На другой день я сидел в кабинете Гордона. Я раньше времени приехал на пятый сеанс с Джули (что странно для меня), а она опаздывала (совсем уж странно для нее). Меня слегка поташнивало от шестой — за неполный час — сигареты. Пора бросать.

Приступ никотиновой тошноты свалил меня на пол, где я лежал, набираясь сил для предстоящего объяснения. Настал момент истины. Я собирался объявить Джули, что она может заполучить Гордона и Арта в одной роскошной упаковке.

Я планировал провести последний вдохновенный сеанс (возможно, лучший из всех). Напомнить ей, какую работу мы проделали вместе, как далеко она шагнула вперед (и, без слов, — как хорошо нам было вместе). А потом выложить всю правду и надеяться на лучшее. У меня были основания думать, что, несмотря на обман, Джули не будет слишком жестока к старому доброму Горди. Она столько всего хорошего наговорила о нем в нашей предлюбовной беседе! Этот парень явно произвел на нее большое впечатление.

— А, солнышко! — Я отскреб себя от пола при виде ножек Джули на пороге комнаты. — Классно смотритесь!

— Вы тут? — Она сконфузилась, будто это ее застали врасплох. — Я думала… Я так опоздала, думала, вы уже ушли… Я хотела оставить записку. Дело в том, что… Гордон, я сегодня не могу.

Она смотрела куда угодно, только не на меня.

— Сеанса не будет?

— Простите, нет. У меня работа… Мне надо… Работа?

Меня бросили. Сирена не желала видеть старого доброго Горди. (Зато я точно знал, что она хочет видеть Арта — у них тем же вечером было назначено свидание.)

Джули роскошно выглядела — что делало пилюлю только горше. В ней еще пульсировала память о нашей первой гонке. С одной стороны, мне надо бы радоваться, но почему-то я почувствовал себя обкраденным.

— Боюсь, придется пропустить всю неделю. Очень жаль.

— Да ничего вам не жаль, солнышко.

Она слегка оторопела.

— Ну что вы, Гордон! Мне правда очень жаль.

Я заметил, что Джули тоскливо смотрит на свою сумочку. Она положила ее на стол, когда вошла, и теперь раздумывала — когда можно ее подхватить, не потеряв скорбную мину. Ей не терпелось убраться из кабинета (и добраться до Арта).

— Что нового, солнышко? — спросил я. — Что за секреты?

Она первый раз посмотрела мне прямо в глаза.

— Ничего. Работа. Мама. Как всегда.

Как сказал один умный человек (по-моему, я), истина порождает истину, а брехня — брехню. Правда, я не думал, что она порождает ее так быстро. Брехня уже порождала брехню. И очень успешно. Сейчас Джули врала явно лучше, чем за всю предыдущую жизнь.

Но неужто она всерьез надеялась обмануть меня? Да слепой Фредди и тот бы почуял, что она завела любовника!

— Вы кого-то уложили в постель, так ведь? — спросил я страшным шепотом.

Глаза у нее стали огромные. Ага! Теперь-то она была вся внимание.

— Я все понял, еще когда вы вошли, солнышко. Видно за добрую милю. У вас уже и походка далеко не пай-девочки.