Читать книгу - "Запретный плод - Эмма Холли"

Он бросил взгляд через плечо в направлении комнаты, где спала девушка. Воспоминания – вот что будет преследовать его в будущем. Если ему случится еще раз побывать здесь, он будет вновь и вновь возвращаться к тому моменту, когда Флоренс отдавалась ему, пусть даже не до конца.

В этот момент Эдвард заметил небольшую шкатулку, стоявшую на столике возле сидящего Будды. Это была французская вещица, совершенно выбивавшаяся из общего ансамбля, и Эдвардом овладело любопытство. Он осторожно сдул пыль с крышки и открыл ее.

Внутри лежала стопка старых писем, перевязанных красной тесьмой, прямо на них помещался небольшой бумажный сверток. Этот сверток заинтересовал графа больше всего. Он взял его и взвесил на ладони. Содержимое было довольно увесистым.

Эдвард торопливо развернул обертку. С фотографии в тяжелой рамке на него уставилась Имоджин Харгрив. Несколько мгновений граф недоумевая смотрел на портрет. Он не был уверен, что воображение не сыграло с ним злую шутку. Но нет! Это действительно было лицо его бывшей любовницы. И только присмотревшись внимательнее, Эдвард понял, что обознался: на женщине было старомодное платье, да и прическа была уложена слишком плотно, закрывая уши. Глаза тоже не могли принадлежать Имоджин, потому что взгляд их был мягче и ранимее.

Это было так странно, что Эдвард решил продолжить расследование. Вытащив из пачки наугад одно письмо, он взглянул на подпись. «Навеки твоя, Кэтрин», – гласило письмо.

«Кэтрин», – повторил про себя граф. Его мозг усиленно работал, Эдвард пытался разгадать тайну. Женщина на фото не может быть никем, кроме Кэтрин Эксетер! Это не могла быть переписка деда, потому что бумага почти не пожелтела. А у отца был роман только с Кэтрин. Если бы существовала другая женщина с подобным именем, в маленьком городке до сих пор жила бы сплетня о ее романе с графом Грейстоу.

Но почему она так похожа на Имоджин? Они состоят в родстве, иначе и быть не может! Уж не приходится ли Кэтрин теткой его бывшей любовнице – той самой теткой, что предупреждала ее о холодном сердце всех Грейстоу? Пожалуй, это возможно.

Эдвард невесело усмехнулся. Если Имоджин со временем превратится в такое же озлобленное существо, как и ее тетка, то он счастливчик, что оборвал с ней связь.

Почему-то ему стало не по себе. Возможно, Кэтрин Эксетер права? Возможно, он унаследовал от отца его жестокое сердце? И это Имоджин, а не ему повезло, что их связь вовремя оборвалась?

– Нет! – остановил себя Эдвард. Он не такой, как отец. Он всего лишь мужчина со своими собственными грехами. И один из этих грехов свернулся сейчас клубочком на заваленном подушками диване. Он не может позволить себе мрачные мысли сейчас, в самую прекрасную ночь своей жизни.

Граф потянулся к сундуку, где лежали старинные вещи. Обнаружив в них несколько бархатных галстуков, он бережно вытащил их наружу.

Интересно, как отреагирует Флоренс, поняв, что он задумал? Понравится ли ей эта игра? Впрочем, воспитанная без участия матери или взрослой замужней подруги, она не знает, где пролегает граница дозволенного и запретного. Ей понравится его задумка, потому что это всего лишь одна из форм любви.

Граф заколебался. А если нет? Вдруг ей вовсе не захочется быть его пленницей, связанной по рукам и ногам бархатными галстуками? Но разве не сумеет он подать это так, чтобы она не испугалась, а приняла игру?

Эдвард рассмеялся своим мыслям. Скорее это ему стоит бояться. Бояться тех странных, незнакомых желаний, которые будит в его сердце Флоренс. И если она позволит ему делать с ней все, что ему захочется, то это привяжет его к ней навеки – гораздо сильнее черного бархата, который он приготовил для нее.

Она проснулась от странного ощущения: что-то непонятное происходило с ее телом. Кто-то нежно целовал ее обнаженную щиколотку. Флоренс улыбнулась, не открывая глаз, и пошевелила пальчиками.

– Флоренс, – позвал знакомый – такой удивительный! – голос. – Проснись и взгляни на себя. Ты так прекрасна, что сердце замирает у меня в груди. – Голос приблизился и зашептал ей на ухо: – Ты самая красивая женщина из всех, кого я встречал.

Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Эдварда. Глаза его светились, словно у ребенка, задумавшего очередную проказу. Губы улыбались. Какое у него мужественное лицо, подумала девушка. Прямой, чуть хищный нос, широкие, какие-то упрямые скулы. Впрочем, Флоренс все же отдавала себе отчет, что это ее любовь наделяет Эдварда красотой и привлекательностью, которых она не отметила в первую встречу.

– Я рада, что нравлюсь тебе, – мурлыкнула она. – Ты единственный мужчина, в котором я хотела бы вызвать восхищение.

– Единственный, да? – Его губы выдали хитрую мальчишескую улыбку. – Интересно, вызовет ли у тебя восхищение то, что я сделал.

– А что ты сделал? – Встревоженная, Флоренс попыталась подняться, но что-то рывком дернуло ее обратно. Испуганно взглянув на свои руки, девушка поняла, что они привязаны бархатными галстуками к двум колоннам в изголовье кровати. Ноги тоже были связаны в коленях и щиколотках. Тиски были настолько мягкими, что не ранили кожу, но держали крепко. Господи, когда же Эдвард успел сделать это? И почему она ничего не почувствовала?

– Зачем ты связал меня? – Она постаралась спросить это спокойно, но голос прозвучал испуганно.

– Шш. – Эдвард прижал ладонь к ее губам. Вторая ладонь беспрепятственно легла на голый живот Флоренс. – Я не обижу тебя.

То, как он закусил при этом губу, насторожило девушку. О чем он говорит? Почему у него такой просящий тон? О чем он просит?

– Но зачем? – тихо шепнула она и чуть укусила Эдварда за палец, прижатый к ее губам.

– Потому что мне так захотелось. Потому что я видел это во сне. Потому что, – он отдернул палец и игриво провел им по ее груди, – потому что когда ты связана, я чувствую себя безопаснее.

Флоренс не удержалась от улыбки.

– Я пугаю тебя? Чем же?

Эдвард наклонился еще ближе и потерся щекой о ее губы. Мелкие колючки царапнули нежную кожу, и Флоренс нашла это приятным.

– С тобой я теряю контроль, милая. Когда твои пытливые ладошки касаются меня, я просто балансирую на краю пропасти. Когда ты свободна делать со мной, что хочешь, я начинаю сходить с ума. Поэтому я связал тебя. Сейчас мне важно только одно: позволишь ли ты мне эту странность и не будешь ли потом жалеть об этом?

– Жалеть о чем?

– Есть определенные границы. – Его шепот звучал над самым ухом Флоренс, отчего она переставала понимать слова. – Границы дозволенного, переступать которые запрещает общественная мораль. Но если ты разрешишь мне нарушить эти границы, то разделишь со мной мою самую заветную мечту.

Самую заветную мечту? Что это за странная мечта? Связать ее и сделать своей рабой? Игра в принцессу, заключенную в мрачном замке ужасного чудовища? Почему Эдвард не объяснит ей сути своей мечты? Или это разрушит всю магию?