Читать книгу - "Фея с улицы Иркутской дивизии - Лариса Кондрашова"

— Конечно, заметно, — рассмеялся водитель. — А то, думаешь, я сам не бегал?

Он взглянул в боковое зеркальце.

— Кого ты так зацепила? Ага, вижу. Посмотри, какой настырный. То ли ему здорово насолили, то ли безумная любовь.

— Откуда там любовь! — фыркнула Сима. — Он и слова-то такого не знает.

— Ну, слово, положим, знает, а вот применительно к себе им не пользуется. Считает, наверное, что женщины, подходящей ему по достоинствам, на свете нет… Как говорят следаки, висит на хвосте. Крутой мачо, да? А мы ведь можем хвостом и махнуть…

И тут только Сима спохватилась, взглянув на водителя. Чего это она распелась? Еще неизвестно, куда сама попала. А вдруг из огня да в полымя?

— Да ладно тебе шугаться! — усмехнулся водитель. — Теперь ты решила, что я тоже опасный? У меня одна курочка была, которая говорила, что на джипах только бандюки ездят. Так вот я, между прочим, всего лишь отделочник…

— Отделочник? — не поняла Сима.

— Маляр, штукатур, плиточник — все отделочные работы. А также, при случае, могу установить сантехнику и даже электропроводку. Такой вот универсал… Что, разочаровалась?

— Нет, посожалела, что у меня сейчас денег на ремонт нет. Хороших специалистов еще поискать надо.

— Сегодня нет, завтра появятся. — Он вложил ей в руку визитку, на которой было написано: Бакалдин Владимир Антонович и коротко — мастер.

Кажется, этот человек знает себе цену. И она ничуть не усомнилась, что в своем деле он действительно мастер.

А он как ни в чем не бывало выворачивал руль, объезжая не слишком расторопных водителей и посматривал в зеркальце.

— Висит как приклеенный!.. Кстати, у тебя дети есть?

Это было не совсем кстати, но она не обратила внимания. Сказала гордо:

— Трое.

— А на вид не скажешь. Молодо выглядишь. Тогда тебе скидка причитается: двадцать процентов.

— Ого! — От неожиданности она даже присвистнула. — У вас муниципальное предприятие?

— Нет, у меня частная фирма. Ты удивляешься насчет скидки? Так я, между прочим, гораздо больше государства забочусь о будущем поколении. Один детский дом курирую, покупаю им все, в чем администрация от бедности отказывает. Поэту одному помогаю. Между прочим, отличный поэт.

— Детский? — поинтересовалась Сима, вспомнив рассказ Гвоздева.

— Почему детский? Он для взрослых пишет. Но стихи, что ты, класс! Вот послушай:

Язык твой — друг твой,

Если не болтать,

А, затаив дыханье, жадно слушать,

Как яблони в саду твоем и груши

Пытаются агукать, лопотать.

Чтоб вдруг заговорить —

На внятном, русском,

Загадочном и чистом языке…

И плавают туманы по реке,

И так светла слеза реки в руке,

И светляки сигналят вдалеке,

И понимать их — радостно и грустно.

И до рассвета длиться и страдать

Свирельной той, хрустальной русской речи,

Где тень и свет,

И светотень Предтечи,

И ожиданье неизбежной встречи…

И нет нужды фальшивить или лгать[1].

В очередной раз резко крутнув руль, он внезапно замолчал и взглянул на нее с ожиданием, так что Сима поторопилась сказать:

— Думаю, вы правы, такому поэту стоит помогать.

— Правда? Если честно, я думал, что… Ну, не понимаю ведь ничего в поэзии. Да и парни стали надо мной смеяться. Пишет, мол, всякую фигню, а я купился. Говорят, в Союзе писателей люди поумнее его, и раз до сих пор его не заметили, значит, того не стоит… Потому я и прочел тебе, как человеку постороннему. Ты ведь не станешь говорить комплименты человеку, которого не знаешь. В конце концов, это же не он тебя подвозит…

— Вот именно, в будущем мы можем и не встретиться, так что какой мне смысл говорить неправду? Отличные стихи!

Ни за что бы не подумала, что такой мужчина… с грубым, будто вытесанным лицом, и обритый наголо, на джипе, явно не бедный, и вдруг — болеет душой за какого-то там поэта!

Нет, положительно, Серафима — раба стереотипов. Будто те, кто ездит на джипе, непременно имеют не больше одной извилины.

Вот и Гвоздев помогает семье поэта, но его можно понять, там родная сестра…

Она еще раз оглядела своего спасителя. Никак нельзя было заподозрить в нем романтика. А он стихи читает. Ведь нарочно же выучил. Нет, не пропала еще Россия, если такие мужчины читают посторонним людям стихи знакомых поэтов. И смотрят с надеждой, и ждут одобрения, будто сами их написали.

И она в который раз поняла, что никого не следует подгонять под одну гребенку. И бесцеремонно пытаться кроить человеческий характер под какие-то свои представления. Все люди разные! Даже Золушки. Что одной хорошо, то другой не подходит.

Однако и в самом деле судьба преподнесла Серафиме неожиданный подарок. Сесть в машину к первому встречному, ехать и бояться, ожидать чего-то опасного, а вместо этого слушать стихи… Она не заметила, что улыбается.

Водитель, приободренный ее похвалой, проговорил:

— На самом деле рука дающего не оскудеет. Я тебя решил подвезти, а ты за это меня поддержала. А то в последнее время я как-то разуверился в людях, что ли. Одной девчонке помог… — Он запнулся, но потом решительно продолжил: — Дал денег — ей нечем было заплатить за семестр учебы в институте. Она разжалобила: мол, живет на квартире, платит бешеные деньги какой-то жадной старухе, оставил ее у себя дома… Ну, чтобы пожила немного, пока деньги не заработает, а она меня обокрала и сбежала.

Сима ахнула:

— Не может быть!

— Может… Оказывается, ни в каком институте она не училась. Я ходил, узнавал, как дурак… Думаю, может, и поэт на жалость давит, а сам… мало ли, у кого-нибудь эти стихи списал или еще чего… Что-то я, как баба старая, кости парню перетираю, слезы лью. Кто виноват, что другой уши развешивает и позволяет себя дурить? — Он подождал, не скажет ли Сима еще чего, и сам спросил: — Ты от этого мужика насовсем убежала или так, прикалываешься? Мол, пусть побегает.

— Насовсем. — Сима споткнулась о слово, которое сама не употребляла. Они незаметно перешли на ты, так что она сказала: — Ты не мог бы отвезти меня в центр, там я на маршрутку пересяду.

— Давай тогда от этого клопа оторвемся, а то, видишь, он никак отстать не хочет. Высажу тебя, а он опять схватит.

Водитель хохотнул и резко прибавил скорость.

— Терпеть не могу, когда женщин принуждают. Сам всегда только по взаимному согласию, а по принуждению — какой кайф?

Сима украдкой принялась его разглядывать. Бритая голова, но не потому, что лысеет, а потому, что так ему нравится. Глаза небольшие, но не глубоко сидящие, а слегка раскосые, что ему очень идет. Такой разрез глаз при голубом их цвете выглядит привлекательно. Экзотически, что ли? Она считала, что раскосые глаза непременно карие.