Читать книгу - "Змей из райского сада - Елена Ларина"

— Редко встретишь такую девушку, как вы, Ева. Вы умны. Откровенны. Талантливы. Во многом. — Мишутин кашлянул, искоса посмотрел на меня и открыл дверь дома. — Я действительно многого боюсь. Но, наверное, я все-таки не трус. Я же добился многого. Очень многого. И совсем не хочу, чтобы кто-то вмешивался в мою частную жизнь. Меньше видно — меньше зависти. К сожалению, зависть — спутник успеха. Вы разве такого не замечали? Вам что, никто не завидует?

— Мне? — улыбнулась я удивленно. — Мне вряд ли. Я и сама себе не завидую.

— Вы так странно сказали… — спросил он робко. — У вас что, какие-то проблемы, Ева? Вы говорите, не стесняйтесь. Может, нужна моя помощь?

— Спасибо, Андрей. Но помочь мне вы вряд ли сможете, — сказала я, сдерживая готовую прорваться иронию. — Проблема моя глубоко личного характера. И обсуждать ее я не хочу.

— Простите. Обидеть не хотел, — кротко сказал он. — Пожалуйста, заходите!

В доме действительно были шкуры. И оленьи рога.

Но я замерла на пороге, потому что напротив входа в уютном закутке висело мое зеркало в кованой раме. А на инкрустированном перламутром комоде стоял весь ассортимент предложенных мной изделий. Светильники питерские, две штуки. Подсвечник американский — одна штука. На псевдорыцарском фоне замка смотрелось это весьма эффектно.

Ну что ж, если Мишутину нравятся мои работы, значит, со вкусом у него не так уж и плохо. И я почувствовала к нему нечто вроде расположения. И получше его рассмотрев, даже нашла в его мягкой внешности кое-что приятное. Пожалуй, единственной красивой чертой его лица был крупный рот с четко очерченными губами. Неопределенные глаза, неопределенные брови, неопределенный нос. И вполне определенная улыбка. Мягкая. Чуть смущенная. Интересно, сколько ему лет?

Он жестом пригласил меня пройти дальше. В просторном холле был настоящий камин. Рядом на кованой подставке лежали дрова. И я ощутила едва различимый запах сосен.

Черт! Только не сосны! Это запрещенная тема!

Я отвернулась, чтобы не думать об этом. И тут я увидела ее. Над широким диваном, на темной стене в изумительной раме висела загадочная «Настасья Филипповна» и смотрела на меня с искренним сочувствием.

На некоторое время я лишилась дара речи. Мишутин застыл где-то сбоку и боялся меня потревожить. В руках его было два бокала, наполненных до половины красным вином.

— Откуда она у вас? — спросила я ошеломленно. Он удовлетворенно улыбнулся. И я поняла, для чего он меня привез. Вот уж не думала, что меня еще можно удивить.

— Я купил ее там же, где и ваши работы.

— Но она же была ужасно дорогая! — воскликнула я. — Пять тысяч долларов!

— Пять пятьсот. Разве ж это деньги? — небрежно спросил Мишутин. — Зато как она похожа на вас!

— Вы будете смеяться, — сказала я, торжествуя, что последнее слово останется за мной. — Но это и есть я.

* * *

Через неделю меня превратили в блондинку. Наташка ужасно переживала.

— Главное, не перефутькать! — говорила она нам с Машкой. — Иначе получится дешевка. Белый цвет удивительно коварный. Он же — в Голливуде. Он же — на панели. Ева, не волнуйся. Если что — перекрасим обратно.

— Если что, Наташенька, то красить будет не чего. Волосы мне хоть не сожгите.

— Да мы стараемся. Только чтобы не так, как у Лены! — молилась Наташа.

Но на этот раз все получилось. Я стала натуральной блондинкой. То есть не имела ничего общего с обесцвеченной Леной. Получилось нормально. Сравнивать с прошлым не берусь. О том, что мне больше всего пришелся по душе радикально-черный, я старалась не вспоминать. С этим цветом у меня были совершенно определенные ассоциации. А это уже запрещенная тема.

— Ну вот. Как раз для нового русского, — сказала удовлетворенно Наталья.

— Послушай, — неуверенно начала Машка. — Ты про этого Мишутина серьезно? Или так, пошутила?

— Я уже давно не шучу, — ответила я угрюмо. — Он со мной носится как курица с яйцом. Хочет построить мне мастерскую.

— Ты что? — Машка посмотрела на меня строго. — Совсем обалдела? Да? А Сева!

— При чем здесь Сева? — переспросила я.

— Не идиотничай! — набросилась на меня Машка. — Неужели же ты не сделаешь ни одной попытки его вернуть!

— Пусть он меня возвращает, если ему надо! Это я от него ушла! — крикнула я, краснея от на хлынувших чувств. Глаза налились слезами. — А он пальцем о палец не ударил! Только вещи мои прислал! Значит, все! Ему не надо!

— А тебе? — перекричала меня Машка. — Тебе не надо? Посмотри на себя! Ты же превратилась в мумию! Тебе ни жарко, ни холодно. Ни смешно, ни страшно! Ведь ты же его любила! Ну признайся ты хоть себе, ты же сама во всем виновата! И не ты от него ушла, а он тебя выставил. И знаешь, ведь правильно сделал! А что теперь?

— Прекрати! — заорала я, закрыв уши руками. — Слушать ничего не хочу! Думай, как хочешь! Все не так! Я назло ему замуж за Мишутина выйду.

— Позвони ему, ну! — не обращая на мои слова внимание, вдруг предложила Машка. И тихо, но с напором повторила: — Позвони ему, Ева! Давай же! Замуж собралась, расскажи ему об этом. Он сразу за тобой примчится. Я уверена. Я в людях не ошибаюсь!

Я посмотрела на телефон. И мне стало вдруг так легко на душе.

Я подумала, что всего-то один звонок. И все мои мучения закончатся. Я не буду запрещать себе думать о том, что является самой большой ценностью среди всех моих воспоминаний. Защемило сердце. Все, что случилось, — нелепая ошибка.

Я потянулась к аппарату. Девчонки тактично удалились.

Дрожащей рукой я набрала наш номер. Сердце ударило в горло, мешая говорить. Я судорожно сглотнула. Гудки. Сколько сейчас времени? Я посмотрела на часы. Полдевятого. Он должен быть дома. Гудки. Мертвый заброшенный дом. Ну же… Возьми трубку. Поговори со мной. Позови обратно. Сейчас же. И к черту всю эту тупиковую ветвь, по которой мы забираемся все дальше. Обратной дороги так можно никогда не найти.

Нет. Похоже, никого. Я слушала эти гудки и слушала. Зашла Маруся. Вынула у меня трубку из рук, послушала и положила на рычаг.

— Надо у Тришкиной Лены спросить… — без особой надежды предложила она. — Может, их просто нету в городе.

— Может, нет, — покорно согласилась я. — Толь ко ей я звонить не буду. Все — закрыли тему.

* * *

Когда я покрасилась в блондинку, мишутинский интерес ко мне ощутимо возрос, а напор усилился. Видимо, блондинка для нового русского была престижней. Или пугала она его в меньшей степени, чем рыжая. О брюнетке я просто молчу. Тема эта запрещена.

Мишутину было тридцать четыре года. Конечно, добился он многого. Он намекал мне неоднократно о нашей глубокой общности — он занимался торговлей цветными металлами. И я занималась торговлей металлом. Во всяком случае, он его покупал. Я не мешала ему тешить себя иллюзией нашей общности. Пусть себе мечтает.