Читать книгу - "Да будет воля моя - Дженнифер Бенкау"

— Но зато у тебя, конечно, были сотни статей.

Он кивает:

— Ими можно было бы заполнить книги и энциклопедии.

— Твоя мать, конечно, гордилась бы тобой.

— Да, конечно.

Но это не одно и то же, и это она знает так же хорошо, как и он.

Они подходят к озеру и останавливаются, чтобы насладиться видом. Декабрьское солнце и ветер заставляют блестеть поверхность воды. В лазурной синеве неба уже лежит предчувствие скорого наступления холодов. На лугу рядом с озером целые семьи запускают воздушных змеев, а за деревьями, уже потерявшими все листья, видно несколько ярких цветных клякс. Это куртки детей, играющих на площадке. Оттуда тихо доносятся их крики и смех. Дерия склоняет голову на плечо Якоба.

Он обнимает ее, трогает шею, запускает пальцы под воротник ее пальто, и добирается до места, где сходятся шея и плечи.

Дерия чувствует себя тонкокожей и ранимой, но в первый раз за долгое время это не то ощущение, которое внушает ей тревогу. Этот момент такой мирный и прекрасный, что Дерия хочет остановить его, чтобы Якоб и она остались здесь навечно. Чтобы она всегда чувствовала себя хорошо и уверенно. Когда он целует ее, внутри все становится таким теплым и уютным и она разрешает себе подумать, что ее сердце, может быть, совсем не умерло. Может быть, оно просто очень долго и очень глубоко спало.

Они остаются в парке до тех пор, пока не начинает темнеть, а потом едут на трамвае к Дерии домой. Дерия четко знает, с какой целью. Время ожидания было достаточно долгим. Они попадают в час пик, вагон забит полностью, и они стоят в толпе вблизи двери. Каждые несколько метров водитель вынужден тормозить и кто-нибудь толкает Дерию в бок. И только теперь она вспоминает, что дома их ожидает только один узкий диван.

— Вот дерьмо, — тихо ругается она и знаком показывает Якобу, чтобы он нагнулся к ней, чтобы лучше понимать ее. — Мы можем поехать к тебе?

Якоб наклоняет голову:

— Почему? Что, твой второй любовник дома?

Как сладко он умеет имитировать ревность. Она хочет что-то сказать, но он смотрит на нее так проницательно, что ей не хватает слов. Диван оставляет ее равнодушной.

— Намного проще, — бормочет она, и в горле у нее начинает хрипеть. — У меня нет постели. После того дела с сердцем я выбросила матрац. Надеюсь, это тебя не смущает.

Он внимательно смотрит на нее, и на какой-то момент у нее возникает чувство, что он ей не верит. Затем он привлекает ее к себе:

— Мне не нужна кровать, я возьму тебя на полу или на столе. Где ты захочешь.

При мысли о том, как ее старый кухонный стол, заимствованный из громоздкого мусора, ломается под ними, она смеется, но Якоб остается серьезным:

— Я хочу к тебе.

Что-то в его голосе звучит такое, что ее становится то жарко, то холодно.

Ее сердце бьется мощными толчками, которые отдаются во всем теле, когда она наконец открывает дверь. Она нарушает свой обычный порядок — сначала проверить все помещения, а сегодня даже не уделяет внимания Одину. Она слишком долго освобождается от одежды и все же недостаточно долго. Якоб сначала вообще не раздевается, просто бросает свою куртку в угол, а его брюки сползают на пол и остаются на лодыжках, как путы. Тем лучше. В таком виде он не сможет убежать. Ничего нет такого, что подсказало бы ей, что он этого хочет. Все происходит так быстро, словно последние часы были сплошной борьбой за то, чтобы не потерять самообладание. Сначала получает оргазм она, а через мгновение — и он. После этого он расслабляется рядом с ней, прижимает ее лицо к своей груди и целует ее волосы.

— Мы не можем пойти ко мне, — бормочет он и отвечает на вопрос, который она задала полчаса назад. — Поэтому мы сейчас и здесь.

— Это что, слишком далеко?

— Не поэтому.

— Почему же?

Он еще раз целует ее волосы:

— Ты будешь смеяться надо мной.

— Может быть, — и проводит большим пальцем ноги по его бедру. — Тебе придется взять на себя риск.

— Я говорил, что у меня есть квартира. Но ее у меня нет.

Дерия невольно вспоминает Киви, но вряд ли Якоб может жить в подобных условиях. Его дорогая рубашка выглажена, она пахнет средством для полоскания белья и дезодорантом, а еще деревом и какими-то терпкими фруктами. Она расстегивает две пуговицы.

— Когда я хочу тебя, — шепчет она прямо ему под рубашку в кожу, — ты можешь затащить меня даже под ближайший мост. Я этого и не замечу.

Его грудная клетка двигается, очевидно, он смеется.

— А теперь ты смеешься надо мной.

— Такого бы я никогда не сделал, Дерия. Нет, это не настолько трагично. Я нашел приют у двух кузенов, у нас нечто похожее на жилое сообщество, но комнатушка слишком маленькая для троих. Я сплю на кушетке в гостиной. Это ничего, ребята в порядке, только…

— Только это не то место, куда можно привести женщину, — заканчивает его фразу Дерия.

— Мне стыдно. Можно жить так, когда тебе двадцать, но не тогда, когда тебе уже за тридцать.

— Зачем же ты тогда это делаешь? — Она кусает себе губу. Ее вопрос звучит двойственно, словно критика. — Это, конечно, твое решение, и я не вижу в этом ничего плохого. Но если тебе так неудобно?

Он застывает на секунду:

— Я поселился у них, потому что не был уверен, стоит ли обставлять себе квартиру.

Она понимает все. Ее охватывает озноб. Он не хочет оставаться. Он вовсе не вернулся назад, здесь у него просто промежуточная остановка. Как у Киви. Однажды, в не очень отдаленном будущем, он просто исчезнет.