Читать книгу - "Искушение ночи - Лидия Джойс"

– Что вы говорите? – Голос у Виктории дрожал, но она взяла себя в руки и вздернула подбородок. – Моя мать больна. Я должна ехать к ней.

Он сжал кулаки.

– Я говорю не о поездке к матери, черт побери. Могу ли я выразиться яснее? Я не могу без вас жить. Не знаю, как это называется, но если это не любовь, то, что тогда? Перестаньте смотреть на меня, задрав ваш аккуратный носик, и скажите, что выйдете за меня замуж, иначе я покончу с собой.

Виктория покачала головой, изумленно глядя на него. С ее мерзкой шляпчонки стекала вода. Его яростный натиск стих перед этим безмолвным ответом, сердце у него упало. Но тут Виктория поднялась и со сдавленным криком бросилась к нему.

Рейберн привлек ее к себе, чтобы она не поскользнулась и не упала. Виктория обвила его шею руками, сдвинула на нем шляпу, пригнула его голову, губами нашла его губы и поцеловала. Порывисто, требовательно, страстно. Голова у него пошла кругом, губы его раскрылись под давлением ее языка, а она вкушала его, дразнила, любила и обжигала своей страстью. Наконец она отстранилась от него, запрокинула голову и рассмеялась. Даже в своих траурных тряпках она выглядела моложе и была прекрасна, как ни одна женщина в мире.

– Означает ли это согласие? – осведомился он.

– Да, да, да! – воскликнула Виктория, обратив к нему лицо. – То, что я собираюсь сделать, непростительная глупость с моей стороны, но вряд ли я когда-нибудь в ней раскаюсь.

Его охватил восторг, но в восторг вклинился здравый смысл.

– Вы знаете, что моя болезнь неизлечима. – Его голос звучал хрипло. – Я позволю Меррику терзать меня тысячей его бесполезных лекарств ради вас, но надежда слабая, очень слабая. Вы обрекаете себя на жизнь в темноте.

– Нет, – сказала она, приложив ладонь к его щеке, а другой продолжая обнимать за шею. – Толстые занавеси можно раздвинуть и задвинуть. Но даже если то, что вы сказали, правда, мне все равно. Вы – мое солнце. И другого мне не нужно.

Тогда в нем разорвалось нечто темное и ужасное, что-то так глубоко укоренившееся в собственной старой твердой горечи, что он не ощущал этого отдельной частью себя до того момента, когда это нечто разрушилось. И ощущение сладостного утешения хлынуло в пустоту, оставшуюся, когда это нечто исчезло; у него захватило дух.

– Вы моя, Виктория. Навсегда моя!

Он поцеловал ее, привлек к себе и выпил капли дождя с ее губ, и эта влага смешалась с соленой влагой слез, его или ее – не имело значения.

Ее губы были горячими, зовущими, настойчивыми, пьянящими. Ее пальцы запутались в его волосах, а ему страстно хотелось целовать ее, ощущать ее влажную плоть, вытащить шпильки из ее волос, чтобы их светлые волны окутали его и только его.

Удар ее перевязанной лодыжки о его ногу вернул герцога к действительности, и он со вздохом отодвинулся.

– Наша помолвка не означает, что вы не нужны вашей матушке.

– Разумеется, – согласилась Виктория, посерьезнев. – Мне нужно успеть на поезд. Но клянусь, что приеду к вам, как только смогу, и напишу заранее, чтобы вы предупредили священника.

Мысль о том, что придется отпустить ее, пусть даже на самое короткое время, причинила ему страдания. Но он преодолел боль и ответил с такой же легкостью:

– Если мне покажется, что вы задержались хотя бы на минуту дольше, чем необходимо, я поеду за вами и потребую, чтобы вы выполнили свое обещание в ближайшей церкви – будь то диссидентский, квакерский или католический храм.

– Даже в Лондоне? – Она выгнула бровь, и улыбка заиграла в уголках ее рта.

Он сжал ее в объятиях.

– Особенно в Лондоне, Цирцея. Особенно в Лондоне.