Читать книгу - "Табу на любовь, или Девочка чемпиона - Алекса Гранд"

Закипает вода в чайнике. Тоненькой струйкой льется в чашку коньяк. Мое сердце с грохотом ломится в ребра, и я принимаю, наверное, самое трудное решение в своей жизни.

– СМИ не врут, мам. Все, что они говорят – правда, – выжидаю какое-то время, чтобы мама переварила первую порцию моего откровения и сокрушаю одного из своих самых близких людей шокирующим признанием. – Как правда и то, что я сдал Леху ментам.

После моих слов тишина разливается дичайшая. Удушающая. Мне кажется, если сейчас в комнату залетит муха, мы все услышим шелест ее крыльев.

Становится не по себе. Больше всего я боюсь увидеть в маминых глазах горькое разочарование, поэтому опускаю голову и с подчеркнутым интересом изучаю пол. Каменею изнутри и звуки различаю сквозь плотный слой ваты, забившейся в уши.

– Где у вас успокоительное?

Нестройно шепчет Рина.

– В шкафчике слева наверху.

Так же растерянно отвечает ей отец.

– Мальчик мой, как же так?

Цепляется за стремительно тускнеющую надежду мама и снова всхлипывает.

А я чувствую себя последним подонком, ловя отголоски чужой совсем не фантомной боли. Знаю, что не мог поступить иначе, но такой диапазон эмоций испытываю, что чудом продолжаю стоять на ногах. Мощная судорога скручивает пальцы и отдает покалыванием где-то под ребрами.

– Вот, Светлана Алексеевна. Выпейте.

Это Дарина поит маму валерьянкой. Запах лекарства тут же ударяет в нос, и я непроизвольно морщусь, прогоняя прочь непрошеные воспоминания. Больница, дедушка, инфаркт.

– Держи, сынок. Пей.

Пока я самозабвенно кидаю себя в мясорубку вины, батя успевает разлить коньяк, приблизиться ко мне и протянуть кружку. Немного странно видеть элитный алкоголь на дне обычной чайной чашки, но сегодняшний день и так богат на нелепости.

Поэтому я не спорю. Цежу мелкими глотками янтарную жидкость, от которой желудок обжигает теплом, и благодарно киваю отцу, который поглощает свою порцию.

Каждому из нас сейчас необходима та или иная микстура.

– Давай за стол.

Похлопав меня по плечу, командует батя, а у меня гора с плеч падает. Никто не собирается меня осуждать, указывать на дверь и лишать поддержки. Или это они пока не отошли от первого шока?

С трудом преодолев короткое расстояние, я опускаюсь на стул и далеко не сразу поднимаю подбородок. Все еще боюсь. Но в маминых глазах нет разочарования. Только слепящая боль и абсолютное непонимание.

– Вот где мы его упустили, а, Ром? Все же старались давать. Воспитывали, ценности нравственные пытались привить. Работали, чтобы ни в чем не нуждался. В секцию записали. Зря, получается?

– Руслана так же воспитывали, Свет. А он человеком вырос. Каждый сам выбирает свой путь.

Твердо парирует батя и вместе с Риной накрывает на стол. Два оплота выдержки, они расставляют чашки с блюдцами, делают бутерброды и достают из холодильника меренговый рулет, хоть вряд ли кто-то из нас может похвастаться аппетитом.

Но от этой рутины легче дышать. Поезд не сошел с рельс. Не разразилась всемирная катастрофа. Земля все так же вращается вокруг Солнца. Это просто наш личный мирок знатно тряхнуло.

– Светлана Алексеевна, вы не обижайтесь на Руслана. Это он из-за меня сделал, – отпив коньяка из моей кружки, Дарина накрывает мою ладонь своей и начинает исповедь. – Я вышла за Лешу не по своей воле. Он инсценировал автомобильную аварию, убедил меня, что я серьезно покалечила молодого парня. Шантажировал. А Руслан меня спас. Если кого и винить в случившемся…

– То только Алексея, – не дав Рине договорить, жестко чеканит отец, а я в сотый раз убеждаюсь, что у меня лучшие родители на всем белом свете.

– Как же ты натерпелась, девочка. Почему раньше нам ничего не сказала? – стиснув виски пальцами, спрашивает мама и сокрушенно качает головой.

– Не думала, что кто-то поверит. До сих пор не понимаю, почему он так в меня вцепился? Я ведь самая обычная. Из простой семьи. Ничем особым на фоне сверстниц не выделяюсь.

Тихо выдохнув, рассуждает Дарина и крепче прижимается к моему боку. Я же шепчу ей, что никакая она не обычная. Потрясающая, светлая, отзывчивая. За такую можно продать душу.

И, если с нашими откровениями на сегодня покончено, маме еще есть чем поделиться.

– Ты очень похожа на девочку, которая разбила ему сердце в школе. Внешне, – выдержав небольшую паузу, мама промачивает горло чаем и продолжает. – Леша всегда был экспрессивным. И мы поначалу старались тушить эту его агрессию. Именно поэтому на бокс его отдали, чтобы там выплескивал свою отрицательную энергию. Только все равно не помогло. Он как влюбился, сорвался с цепи. Не слушал никого, Еве прохода не давал, пытался всяческим образом привлечь ее внимание. Поклонника ее сильно избил, мы еле с родителями того мальчишки договорились, чтобы они не обращались в полицию. А Леше все было нипочем. Он караулил ее возле дома, лазил к ней через балкон, послания всякие писал. Как-то раз даже разукрасил машину ее отца. Но она все равно ему отказала. Сказала, что никогда его не полюбит, и уехала доучиваться в колледж за границу, лишь бы его не видеть. Наверное, это его и сломало. Мы с Ромой понадеялись, что Леша изменился, когда на тебе женился. Ошиблись…

С горечью заключает мама, и мы завершаем ужин в полной тишине. Остаемся на ночь у родителей, не желая ехать через полгорода к себе, и навещаем их всю следующую неделю. Подбадриваем, как можем, параллельно мотаемся на допросы, отбиваемся от прессы и не забываем про академию и фонд.

Отказываемся от всех интервью, ссылаясь на подписку о неразглашении, ведем переговоры с новыми спонсорами и, как никогда, мечтаем об отпуске. К счастью, к концу месяца ажиотаж к нашей истории постепенно стихает. Крупного чиновника задерживают за незаконную охоту на заповедной территории, и теперь прессе есть что мусолить.

Разобравшись с делами, впервые за долгое время мы с Дариной сидим на диване в гостиной и никуда не торопимся. Смотрим зарубежный сериал про девушку-шахматистку, едим приготовленный дома попкорн и никого не ждем, когда в дверь раздается звонок.

– Здравствуйте. Это вам, – на пороге нашей квартиры стоит курьер в желтой форме и протягивает мне большую коробку с чем-то съедобным мясным, если судить по расползающемуся умопомрачительному