Читать книгу - "Репетитор для оторвы - Юлия Оайдер"

Именно поэтому я хотел обо всем поговорить завтра, когда все решится. Я не смог бы промолчать в переписке или сделать вид, что ничего не знаю, поверь, ты бы поняла, я хреновый врун, – грустно усмехается он и касается моей поврежденной руки.

Пульс мгновенно подскакивает, когда его пальцы проходятся по оголенной коже запястья. Не выдерживаю шквала чувств и обнимаю его, прижавшись щекой к мужской груди. Слезы обиды на глазах и мимолетное ощущение счастья – сумасшедший коктейль. Слава обнимает меня и прижимает к себе, заставляя мое сердце и без того трепетать.

– Твоего отца арестуют завтра, – говорит он, и я резко поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. – Мой отец и его знакомые из правовой сферы нашли, за что его прижучить, он изрядно везде наследил. Ему не помогут связи. Не в этот раз, обещаю! А на Ярика твоего есть ориентировка, его зацепили несколько камер цирка, нужно было просто хорошенько покопаться… Он сейчас бегает по всему городу, с притона на притон. Кстати, его тоже есть за что посадить, кроме попытки покушения…

– Как?! – ошарашенно шепчу я.

– Так что его тоже скоро найдем, – улыбается Слава, проигнорировав мой вопрос.

Игнорировать у него хорошо получается, это я уже поняла.

– Как ты все это… Это шутка? Чтобы успокоить меня и чтобы я не злилась? – спрашиваю я, до сих пор не веря тому, что услышала. – Или это твой прощальный подарок, чтобы порвать со мной?

– Глупышка, – смеется он и обхватывает мое лицо горячими ладонями. – Считай меня пришибленным романтиком, но я тебя люблю… Артемия Давидовна.

Из моих легких вырывается испуганный выдох, и я даже отшатываюсь от Славы, но он не позволяет мне отстраниться далеко, следуя за мной, и, переместив одну ладонь мне на талию, прижимает к стене спиной.

Меня словно прошибает током, ведь мне нравится, как он властно прижимает меня, как не хочет отпускать. Слышу его частое дыхание, мой репетитор взволнован, и это волнение в нем вызываю я.

Почему-то именно сейчас меня накрывает чем-то животным, какой-то жаркой похотью, от которой внизу живота разгорается пламя.

– Откуда ты узнал? – шепчу я, глядя ему в глаза.

Надо бы начать нервничать из-за раскрытия тайны, но мимолетный шок проходит, и я испытываю долю облегчения. Наверное, я подсознательно хотела, чтобы он узнал меня настоящую… Без фальшивой бирки, созданной мамой и Тимуром, а именно настоящую, какая я есть.

– Это все, что ты услышала? – улыбается он, проводя большим пальцем по моей щеке и спускаясь к губам.

Он меня любит, да, я это услышала. Я ведь его тоже, иначе не было бы так больно из-за его игнора…

Хочу коснуться его в ответ и позволяю себе это сделать: поднимаю руку и трогаю его чуть щетинистый подбородок, щеку…

– Скажи, откуда узнал? – прошу я.

– Я видел документы у твоей матери, справку и прочее… Потом я обратился за помощью к отцу, у него много друзей в органах, – тихо говорит Слава.

– Какую справку ты видел? – снова цепляюсь я за то, что меня интересует. – Из психушки?

Ведь это могло его отпугнуть и заставить игнорировать. От таких людей все стараются держаться подальше, несмотря на то что в остальном они такие же, как все.

– Из диспансера, да, – кивает Слава.

– Тогда все понятно, – фыркаю я. – Ты просто испугался, что я псих, вот и прятался?..

– Мия, черт, прекрати! – шикает он, и я замираю, глядя ему в лицо. – Я знаю тебя не один день. Пусть всего лишь месяц с небольшим, но я тебя уже знаю. Ты невероятная, пусть я иногда тебя не понимаю, но невероятная, слышишь? Мне в тебе нравится все! И меня к тебе тянуло с первой минуты нашего знакомства, как бы я ни пытался это отрицать поначалу. Если быть откровенным, то я уже давно попросил отца найти что-то на вас с Ириной, но с фальшивыми именами это было очень сложно. А тут твое падение, документы… Я просто не хотел, чтобы ты знала. А еще меня просили не отсвечивать, не мешать, не отвлекать… Прости… Мне самому было плохо, я ждал завтрашний день как самый желанный подарок! Чтобы увидеть тебя и обрадовать, что вам больше не придется прятаться. Я люблю тебя, а не твою биографию. Тебя!

Смотрю в голубые глаза и верю ему… Он говорит так уверенно и искренне, что мне хочется отбросить все-все свои возможные сомнения. А еще он сейчас так близко ко мне, почти как тогда в злосчастном автобусе, только в этот раз между нами нет папки с мамиными документами и нет чужих глаз…

А еще нет выдуманной мной ненависти, существует лишь острое желание, которое окутывает чарами нас двоих.

Его рука опускается с моей щеки к шее, касается чувствительной кожи, и его действия заставляют меня трепетать, а еще мечтательно закусить нижнюю губу и чуть прикрыть глаза.

Как же я скучала, как же он мне стал необходим. Хочу его, с гребаной физикой или без нее – плевать как, лишь бы это был он.

– Я ведь приехала, чтобы устроить тебе скандал за то, что ты меня бросил в одиночестве, – произношу я, а мой голос дрожит из-за неровного взволнованного дыхания. – Приехала спустить на тебя всех собак…

– Хорошо, я готов принять все оттенки твоего праведного гнева. – Слава кивает.

Теперь я касаюсь рукой его груди, ощущая мягкость клетчатой фланелевой ткани его рубашки, прогретой жаром мужского тела.

– Я не могу ругаться на того, кто меня любит, – говорю и без тени сомнений смотрю ему в глаза. – И на того, кого люблю я.

Это было отчего-то так легко сказать. Из-за того, что он сказал первым? Наверное. Но я не чувствую себя обязанной, это был именно порыв от самого сердца, просто чтобы он знал, что он мне важен настолько.

Волна сладких мурашек бежит по телу, когда его ладонь ложится на мой затылок, а пальцы путаются в волосах. Я же опускаю ладонь ниже, прикасаясь пальцами к спрятанному от моих глаз прессу. Мышцы Славы напрягаются, я это чувствую почти так же явственно, как и то, что сам он на пределе выдержки. Опускаю руку ниже и через выправленную рубашку касаюсь края резинки его спортивных штанов, цепляюсь кончиками ногтей.

Как же жаль, что я могу подключить только одну руку, как же жаль, что я чувствую лишь половину из того, чего хочу…

– Любишь? – На его губах радостная улыбка, которую я так долго «ненавидела».

– Очень, – отвечаю я.

Он не тот, кто позволит себе вольность и сорвется