Читать книгу - "Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл"

Он был не виноват. Она знала это. Но происходившая внутри нее борьба заставляла ее вести себя жестоко и вызывающе.

— Вы хоть имеете представление о том, куда мы направляемся? — запыхавшись, спросила она, когда терпеть боль в боку от быстрой утомительной ходьбы стало невыносимо. — Я готова поклясться, что мы дошли до самого Иерусалима.

Цыган посмотрел на нее чуть ли не извиняющимся взглядом и объявил привал. Они остановились в месте, где ручеек, вдоль которого они шли, расширялся, образуя небольшое озерцо. Наверное, это место можно было назвать красивым — зеленым и тенистым, скрытым нависавшими кронами вязов, — но Лине была слишком утомлена и раздражена происходящим, чтобы обращать внимание на природу. Она повалилась на заросший мягкой травой берег, опершись спиной о ствол старого дерева, нависавшего над водой. Потом она сняла сапожки, пошевелила пальцами от боли и облегчения. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой жалкой.

Цыган порылся в провизии, которой снабдила их Матильда после того, как их невиновность была доказана, и протянул ей кусок хлеба с сыром. Она была так голодна, что набросилась на еду с такой поспешностью и отсутствием хороших манер, что на глаза навернулись слезы стыда.

— Почему вы не сказали мне раньше, что хотите есть? — спросил цыган, когда она впилась зубами в кусок хлеба.

Слабая и униженная, она с трудом подавила всхлип, готовый сорваться с ее губ.

— Я не должна чувствовать себя голодной, — выдохнула она, разрываясь от жалости к самой себе. — Я не должна странствовать в этих тряпках, вдали от цивилизации, уродуя ноги об эту проклятую каменистую землю Фландрии. — Она знала, что ей следовало бы держать свои чувства при себе. Настоящая леди не жалуется на подобные вещи. Но стоило начать, и слова хлынули неудержимым потоком, подобно элю из треснувшей кружки. — Сейчас я должна была мирно работать на весенней ярмарке, продавая свою шерсть и получая какой-никакой доход. — Как она ни пыталась сдерживать эмоции, из груди вырвался всхлип отчаяния. — Я хочу вернуться домой, к своей жизни.

В кои-то веки цыган молчал, позволяя ее детским, эгоистичным и неуместным стенаниям эхом разноситься над водой. Потом он сделал из кувшина с вином большой глоток и проговорил напряженным голосом:

— Мы будем в безопасности через день или два. Мне жаль, что вам пришлось вынести… такие испытания.

Судя по его тону, ему довелось испытать в жизни куда большие трудности, и внезапно она почувствовала себя простолюдинкой.

Он протянул ей кувшин. Она поджала губы, подавляя новый приступ отчаяния. Даже сейчас цыган отказывался проявлять к ней признаки хотя бы малейшего уважения. Он должен был предложить ей выпить вина первой. Будь он проклят — все, что он делал, шло вразрез с принятыми правилами и традициями. Ну почему ему так трудно…

— Ну, вы будете пить или нет? — нетерпеливо спросил цыган.

Лине очень хотела пить. Она фыркнула и взяла у него кувшин, вытерев его край рукавом, прежде чем дотронуться до него.

— Я понятия не имел, что вы настолько брезгливы, — сухо заметил цыган, опускаясь на землю рядом с ней. — В следующий раз, когда я соберусь поцеловать вас снова, я непременно почищу свои губы песком.

Она поперхнулась вином. Следующего раза не будет. Он был простолюдином, а она — знатной дамой. Следующего раза не будет никогда. Она уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом.

— Итак, расскажите мне, Лине де Монфор, — вовремя вмешался он, — отчего вы так презираете простых людей?

Она устало взглянула на него, уверенная, что он подначивает ее. Но выражение его лица свидетельствовало лишь о простом, вежливом интересе. Она сложила руки на коленях. На этот раз она с радостью ему повинуется.

— Простолюдины недостойны доверия и вероломны, — начала она, перечисляя те недостатки, которые ее отец приписывал ее матери, — коварны и грязны, имеют плохие манеры…

— Ага, — перебил он ее, отрезая для нее кусочек сыра, — вы нашли меня как раз таким?

Она отказалась от сыра, опешив от такого вопроса. Был ли цыган недостоин доверия, вероломен и коварен? Пока он выполнял собственное обещание охранять ее подобно религиозному обету. Грязен? Даже сейчас он оставался достаточно чистым. Кожа у него была золотистого оттенка, подбородок чист. Его черные кудри блестели под лучами солнца, пробивавшимися сквозь кроны деревьев. Дурно воспитан?

— У вас дурные манеры, — решила она.

Он улыбнулся.

— Мне кажется, это вам я постоянно вынужден напоминать о манерах, — он откусил кусочек сыра. — Помнится, вы так и не поблагодарили меня за то, что я еще раз спас вам жизнь.

Лине опять перевела взгляд на воду, и щеки у нее загорелись. Она действительно была невнимательна.

— Ну, не стоит благодарности, — сказал он, пожав плечами. — Пусть это вас не слишком беспокоит. Я знаю добрый десяток благородных господ, которые еще менее великодушны, чем вы, Лине де Монфор.

У Лине перехватило дыхание, и она вскочила на ноги. Он не смел оскорблять де Монфоров.

— Великодушны? А как насчет вас?

Он скорчил вопросительную гримасу.

— Помните, как вы заботились обо мне на том корабле и вели себя так, словно я была вашей девкой? — спросила она. — Помните, как вы выбросили меня за борт, словно… тюк с грязным бельем? Помните, как вы заставили меня наслаждаться вашим лапаньем в борделе?

Цыган лениво поднялся на ноги. В уголках его губ притаилась улыбка.

— Ну? — требовательно спросила она, уперев руки в бока. Господи, этот мужчина приводил ее в ярость. — Что в этом вы находите смешного?

— Ничего, совсем ничего, — он ухмыльнулся. — Клянусь Богом, сегодня вы в дурном расположении духа.

— Ничего подобного! Это вы…

— Я думаю, вам не помешает охладиться, милочка, — с издевательской заботой протянул он.

— Я вам не милочка…

Прежде чем она успела вцепиться ему в лицо ногтями, он своей огромной ладонью толкнул ее в грудь.

Дункан готов был поклясться, что она зашипела, упав спиной в воду. От пребывания в ледяной воде Лине лишилась дара речи. Она вынырнула, отплевываясь, волосы мокрыми прядями прилипли к лицу, на котором отразилось безмерное удивление, вскоре сменившееся яростью.

— Как вы смеете… — сумела выдавить она и снова ушла под воду, не успев договорить.

Он скрестил руки на груди и насмешливо смотрел на нее.

— Ваш крутой нрав еще не охладился?

Несмотря на все попытки изобразить раздраженное негодование, она не смогла сердиться долго. Вода и в самом деле была холодной. А ситуация — смехотворной. Она подавила усмешку.

— Вы — проклятый сукин сын…

Дункан прищелкнул языком.

— Какие слова я слышу от благородной леди. — Он в задумчивости потер подбородок. — Думаю, лучше оставить вас в озере. Да, решено — вы останетесь там, пока не поблагодарите меня за то, что я спас вам жизнь.