Читать книгу - "Кровь песков - С. К. Грейсон"

картинка: она, послушная, шагает за развевающимся зелёным льном королевы после завершения меле. Девчонка, которая ещё недавно была никем, теперь — любимая чемпионка Келвадана. Горло сжало.

— Тогда умрёшь вместе со всеми, — рыкнул я.

Кира отпрянула, будто я ударил её. Уголки моих губ дёрнулись в невидимой усмешке. Чему она удивляется? Я уже пытался доставить её к смерти.

— Зачем тебе рушить город — оплот мира в пустыне? — вспыхнула она, глаза метнули искры.

— Мир Келвадана — ложь, — выплюнул я. — В песках нет мира. Есть сила выжить — или покой смерти.

Она моргнула. Я развернулся и шагнул в шатёр. Магия за кожей вскипела — её близость раздражала. Я прикусил щёку, пока солоноватая кровь не наполнила рот: боль отвлекла от воронки, вставшей на ребро внутри.

— Эрикс.

Я замер. Моё имя на её губах — и сердце сбилось с ритма. За последние недели я слышал его дважды, но сейчас оно легло как заклинание. Буря во мне распалась. Тишина. Странная, чужая. Будто я повис на пару пальцев над землёй.

Потом мир рухнул обратно. Ржание лошадей. Шум лагеря. Кожа зазудела от осознания каждого живого звука вокруг.

— Я не Эрикс. Я — Вайпер. И тебе лучше это запомнить, — прорычал я. Вдвинулся под полог, не оглядываясь. Остановился уже внутри — и только через несколько долгих минут шаги Киры унесли её в ночь.

Алза горделиво приплясывала, будто чувствовала: её час блеснуть близко. Я дал ей попозировать, оглядывая строй из шестнадцати всадников. Никто не шёл в сравнение с моей кобылой — чёрная, как расплавленный обсидиан на солнце. Утренние формы я укоротил, лишь бы лишние минуты вычистить шерсть и сплести гриву.

Единственная лошадь в строю, равная Алзе, стояла на самом краю, как можно дальше от меня. Бывший боевой конь лорда Аласдара угрюмо бил копытом, а его всадница так упрямо глядела в другую сторону, что было ясно: делает это нарочно.

Я нахмурился и тоже отвёл взгляд. После её ухода вчера я слишком долго валялся на подстилке с открытыми глазами — стоило закрыть их, как упрямый изгиб её подбородка снова вставал передо мной.

Сейчас королева Джиневра поднялась на деревянный помост у линии старта скачки. Адерин ещё при объявлении сказала: на этом испытании никого не исключают — но результат расставит нас по сетке последних дуэлей.

Я держал взгляд на горизонте, ставя Алзу копытом на линию. Большинство стояли так плотно, что колени задевали соседей; по обе стороны от меня всадники оставили побольше воздуха — словно я толкну их из седла при случае.

С Алзой подо мной мне не нужны такие хитрости.

— Всадники, готовы, — раздался знакомый, властный голос.

Я глубоко вдохнул и задержал воздух, позволив лёгким расправиться, а телу — стать одновременно рыхлым и натянутым.

Алза рванула по удару гонга — быстрее стрелы из тетивы. Я лёг вперёд на её шею, ладони на тугих плечах. Соседи по краям исчезли — Алза уводила нас вперёд, широкий фронт стягивался в нитку. Когда табун вытянулся, на первом повороте трека, охватывающего весь лагерь, впереди осталась только одна.

Кира.

Копыта её гнедого жеребца колотили землю в ритме, отдававшемся у меня в груди, пока мы шли у неё на хвосте. На дуге она опережала нас на несколько корпусов. Вышли на прямую — и я вполголоса подбодрил Алзу.

Ко второму виражу мы начали ровняться. Кира метнула взгляд из-под ресниц — и я не удержался, ответил. Ветер вытягивал тёмные пряди из косы, хлестал по щеке; капюшон откинут — в азарте погони.

У Киры была внутренняя траектория — преимущество на повороте. Но Алза продолжала подъедать дистанцию. У жеребца взрыв мощнее со старта; у Алзы — выносливость.

Никто не обгонит нас на финишном рывке.

Выйдя на последнюю прямую, я ослабил поводок магии в голове — ту самую нить, что связывает меня со всем живым в пустыне, а особенно — с моей лошадью. Мы с Алзой двигались как одно, её голова кивала, растягивая махи до невозможного — и мы вышли вперёд.

Черта вспыхнула впереди, и привычный подъём — только на полном скаку — поднял душу в грудь. С человеком на плече, с Кирой и её жеребцом рядом, чувство стало ярче. На миг я поклялся бы, что я и есть ветер, что хлещет по волосам Киры.

Мы пересекли финиш, и толпа взорвалась. Я выиграл меньше, чем в полкорпуса. Сбросил шаг до рыси, похлопал мокрую шею Алзы и повёл её на шаг — остыть. Кира выровнялась рядом, делая то же, — и я невольно посмотрел, как она подставляет лицо солнцу. Глаза закрыты; на лице почти-улыбка. Я знал: через неё от скачки звенит та же радость, что и во мне.

Края рта сами поднялись, мышцы под маской недовольно потянулись — непривычно.

Будто почувствовав мой взгляд, Кира распахнула глаза — и впилась в меня взглядом. Зачатки улыбки сгорели мгновенно, вместе с последним послевкусием полёта.

Она круто отвернула и ускакала, оставив меня гадать, как я умудрился забыть, что это гонка — пусть и на мгновение. Нельзя терять фокус, когда на кону — судьба пустыни.

Ночью в моём шатре я был не один. Тёплое тело прижималось ко мне на подстилке — утешение в сухом ночном холоде. Рука лежала на мягком изгибе, и я крепче обнял, подтянул ближе.

Ответ — женский вздох и тонкое извивание, словно ей тоже не хватало близости. Когда её круглая задница сильнее прижалась к мне, я оскалился от удовольствия. Что-то сонное, притушенное в голове шевельнулось — я ведь всегда сплю один? — но я оттолкнул это прочь, отдаваясь редкому комфорту живого тепла. Естественно, я уже был твёрд, и я провёл членом по впадине её поясницы. Как не возбудиться, когда волосы пахнут солнцем и цветами ларреи и щекочут нос?

Снимая часть напряжения, я мягко повёл бёдрами, и ладонь поползла: между грудей, ниже, по животу — расплющил ладонь и притянул её ещё теснее.

Она выдохнула дрожью и откинула голову на моё плечо. Тёмные волосы открыли шею, и я наклонился, чтобы коснуться кожи губами. До поцелуя оставался миг — и я увидел её лицо. Застыл.

Она тоже распахнула глаза — и я с ужасом уставился в глубокие расплавленные зрачки Киры, глядевшие прямо на моё открытое лицо.

Я проснулся с застрявшим в горле стоном; тепло сна обожгла ледяная паника. Руки сами взлетели — ощупать лицо без маски. Несколько мгновений я тупо смотрел в брезент над собой, вспоминая одиночество. Никого