Читать книгу - "Сашенька - Саймон Себаг-Монтефиоре"

— Мне не очень нравится эта идея, — рассудительно заметила она. Встала, качнув гамак.

— Сейчас вы ведете себя как важная советская матрона. — Он закурил.

— В своем доме я буду вести себя, как хочу. Это была мещанская шутка, совсем не наша. Думаю, вам лучше всего уйти.

Она бросилась к дому, прямо дрожа от ярости. На мгновение она расслабилась, его слава и его присутствие в ее доме вскружили ей голову, но верность партии отрезвила ее. Этот кривляющийся наглец приехал сюда случайно или его подослали, чтобы погубить ее вместе с семьей? Неужели он не знает, кто ее муж? Беспокойство о зыбком счастье еще больше растревожило ее.

Затем, вынырнув из туманной темноты, Сашенька увидела Карло, который спал в большом кресле у пианино. Он выглядел очаровательно, его вздернутый носик и закрытые глазки были такими трогательными.

Снегурочка сидела у дяди Гидеона на коленях и старалась засунуть в рот уголки своей розовой подушки, пока тот беседовал с Утесовым о новой картине Эйзенштейна «Александр Невский». Подружка Гидеона, актриса, сама почти дитя, сидела рядом с ними на диване и широко распахивала глаза, прислушиваясь к разговору мужчин.

— Дядя Гидеон? — позвала Сашенька.

— Мне что-то угрожает? — притворно ужаснулся он.

— Мне не нравится ваш приятель Гольден. Я хочу, чтобы он ушел. — Сашенька взяла Карло на руки и поцеловала в лоб, осторожно, чтобы не разбудить.

— Пошли, Снегурочка. Пора спать.

Откуда-то появилась Каролина и поманила пальцем девочку.

— Не хочу спать! Не хочу спать, — закричала Снегурочка. — Я играю с дядей Гидеоном.

Гидеон хлопнул себя по колену.

— Даже я должен был ложиться спать в такое время, когда был маленьким!

Внезапно Сашенька почувствовала, что устала от вечеринки и гостей.

— Не капризничай, Снегурочка, — попросила она. — Вы сегодня получили такие прекрасные подарки. Мы позволили вам поиграть, но сейчас вы уже устали. Я не устала, ты глупая, я хочу еще обнять дядю Ираклия! — Снегурочка топнула ногой и сделала вид, что очень рассердилась. Сашенька рассмеялась.

Из гостиной прекрасно просматривалась часть Ваниного кабинета. Направляясь к двери кабинета мужа, Сашенька видела его кудрявую седеющую голову и его грудь в портупее. Он все еще был в синих брюках, но теперь уже в своей любимой вышитой рубашке.

Ваня сидел за столом, на котором стояли три телефонных аппарата, один из них — новая оранжевая «вертушка», экстренная связь с Кремлем. Он спорил с дядей Менделем, одним из немногих старых большевиков, которого избрали в Центральный комитет на съезде в 1934 году, а на XVIII съезде переизбрали. Остальная «старая гвардия» сгинула в «мясорубке», Сашенька знала, что многих уже расстреляли. Но Мендель выжил.

Они обсуждали джаз: советский и американский. Менделю больше была по душе советская интерпретация, Утесов и Цфасман, а Ваня предпочитал Глена Миллера.

— Ваня, — трубным голосом, удивительным для такого тщедушного тельца, пробасил Мендель, — советский джаз отражает борьбу русских рабочих.

— А американский джаз, — отвечал Ваня, — борьбу негров против белых угнетателей…

— Не хочу спать, — заревела Снегурочка, падая на пол.

Подскочил Ваня, как пушинку поднял Снегурочку на руки и поцеловал.

— А сейчас — спать!

— Но я не видела дядю Ираклия, а он хотел посмотреть на мою подушку!

— Что ж, ему придется пропустить такое редкое удовольствие, — сказал дядя Мендель, взглянув на часы. — Уже поздно, детям пора спать!

— Спать, а то уши надеру! — Ваня опустил Снегурочку на пол и легонько подтолкнул. — Немедленно!

— Слушаюсь, товарищ папа, — смирилась Снегурочка. — Спокойной ночи, папа, спокойной ночи, дядя Мендель.

Девочка убежала.

— Спасибо, Ваня, — поблагодарила Сашенька и последовала за дочерью, неся на руках Карло.

Хлопнула дверь машины, на веранде послышались легкие шаги — из-за угла появился любимец семьи Ираклий Сатинов, красавец в белой летней сталинке, мягких бежевых сапогах и белой кепке.

— Где моя Снегурочка? — позвал он. — Не говорите Подушке, что я приехал!

— Дядя Ираклий! — закричала Снегурочка, вбегая в комнату, распахивая объятия и целуя его.

Сашенька троекратно расцеловалась с другом семьи, и тут на нее налетела дочь.

— Ираклий, привет. Снегурочка так хотела тебя видеть! Теперь, Снегурочка, когда ты увидела дядю Ираклия, иди спать! Скажи спокойной ночи товарищу Сатинову!

— Но, папочка, мы с подушкой хотим поиграть с Ираклием, — заплакала Снегурочка.

— Спать! Сейчас же! — прикрикнул Ваня, и Снегурочка бросилась назад по коридору в свою комнату.

Сашенька подумала, что с годами Ираклий Сатинов становится все красивее и красивее. В его смоляных волосах поблескивала седина. Она вспомнила, как Ираклий с Ваней приехали за ней, когда умерла ее мать, как они оба были к ней добры. Теперь Сашенька наблюдала, как Сатинов обнимает своего лучшего друга, потом они с Менделем обменялись рукопожатием.

— С Первомаем, товарищи! — сказал он с сильным грузинским акцентом. — Извините, что опоздал, мне нужно было просмотреть бумаги.

Сатинов, который раньше был одним из руководителей Закавказского крайкома партии, теперь работал в аппарате ЦК на Старой площади, недалеко от Кремля.

— Какой праздник, Сашенька! Джазисты поют дуэтом? Даже на приеме в Георгиевском зале Кремля я такого не видел. Надеюсь, ты, Ваня, не возражаешь, что со мной тут напросились несколько друзей из Грузии, они скоро приедут.

4

— Уже уходишь? — Дядя Гидеон наткнулся на Беню Гольдена, когда тот курил на маленькой веранде. — Ты ид-диот!

— Гидеон, замолчи. Слышал, что сказал Сатинов? Едут грузины! Какие? Какие-нибудь шишки? — прошептал Беня.

— Откуда я знаю, шмендрик! Может, это грузинские певцы, повара или танцоры.

Гидеон схватил Беню за руку и потянул в темный сад. Беня нервно оглядывался.

— Здесь нас никто не услышит, — произнес Гидеон, убедившись, что Разум и другие водители распевают у ворот хулиганские песни.

— Если это простые повара или певцы, почему же ты вытащил меня сюда и почему, Гидеон, ты разговариваешь шепотом?

По небу разлилось розовое зарево, ухал филин, над садом витал сладкий аромат свежей зелени. Гидеону чрезвычайно нравился Беня Гольден, он считал его молодым, подающим надежды писателем. Они оба любили женщин, хотя Гидеон говаривал: «Я животное, а Беня — романтик». Он обнял приятеля.

— Если эти грузины — большие шишки, — сказал он, — то чем меньше такие люди, как они, знают о таких людях, как мы, тем лучше.