Читать книгу - "На фиг нужен! - Татьяна Булатова"

«Стойте! – слышался ему недовольный голос Ивановны. – Чего творите, ироды?!» – ругалась она и звякала рукомойником с таким остервенением, что казалось, это не рукомойник, а царь-колокол, громыхающий прямо над крюковским ухом. «Не спи!» – пробивался сквозь звон чей-то знакомый голос, и Слава мучился, чей, и никак не мог вспомнить. А потом ему мерещилось огромное снежное поле с диагональю тропинки, по которой тянулись друг за другом люди, сгибаясь под порывами ветра. И среди них он увидел себя, молодого и беспечного, с завязанными под подбородком ушами меховой шапки, укутанного на совесть как будто маминой рукой. А еще он почувствовал пристальный взгляд, только вот чей, непонятно. Но взгляд был, и он жег его сквозь плотный драп пальто, как луч, пропущенный через увеличительное стекло. «Не смотри на меня!» – прокричал Крюков в снежную круговерть и обернулся: перед ним стояла женщина. «Мама!» – подумал Слава и протянул к ней руку.

– Сам ты мама, – раздалось у него прямо над ухом, и кто-то нетерпеливо потряс его за плечо. – Просыпайся, просыпайся, – нависла над ним реальная Ивановна, снова вытащившая его из темного морока мучительного сна. – Голова болеть будет, – предупредила старуха и присела на кровать, в расстегнутом пальто и спущенной на плечи пуховой шали.

– Наконец-то, – проворчала Нелька и ловко соскочила с кровати. – А я-то думала, мне здесь одной с этим куковать.

– Явилась, значит, – поджала Ивановна губы и вопросительно уставилась на Крюкова, пробуя понять, чего было говорено.

– Явилась, – нетипично для себя дружелюбно подтвердила Уварова. – Поживу тут у тебя немного.

– Это зачем? – напугалась старуха, и Слава заметил, что глаза у Ивановны на мокром месте.

– Затем… Идти пока некуда.

– Неужели? – Старуха вела себя довольно воинственно и не давала спуску немного обескураженной таким приемом племяннице.

– А ты чё, против? – Нелька громко зевнула и потянулась к выключателю, пытаясь включить свет. Черный доисторический рычажок хлестко щелкнул вхолостую. – У тебя лампочек нет, что ли?

– А зачем мне эти лампочки? – проворчала Ивановна и, кряхтя, слезла с кровати. – Зачем мне эти лампочки? На кого смотреть, скажи? На него, что ли? – Она кивнула на Славу. – Так мне стыдно. Взгляд, бывалоча, брошу, и щемит вот здесь. – Ивановна экзальтированно приложила руку к груди и повернулась к Крюкову: – Прости, сынок, баушку-то.

«Врет. Нарочно врет, чтоб Нелька не догадалась», – решил Слава и наконец поднялся, еле удерживая себя от того, чтобы заговорщицки не подмигнуть старухе, мол, понял все, не дурак, спасибо.

Но Ивановна не успокаивалась и тряслась как в лихорадке, что-то шаря в карманах.

– Давайте пальто, Мария Ивановна, – предложил ей Крюков и, прикоснувшись к ее плечам, похолодел: старуха не притворялась, она действительно дрожала как осиновый лист, но не потому, что проделала длинный путь и ее старое сердце устало, а потому, что не знала, как посмотреть в глаза человеку, которому этим утром подарила надежду и сама же ее и отняла.

– Возьми, сынок, – пролепетала Ивановна и протянула Крюкову измочаленную бумажку, на которой Слава собственноручно вывел адрес и два телефона – жены и матери.

– Чё, не смогла?! – расхохоталась Нелька, мигом догадавшаяся, зачем тетка моталась в Калду. – Ноженьки, Иванна, отказали или в штаны наложила? Ну, чего придумаешь?.. А ты-то губенки раскатал, мол, не сегодня-завтра домой… Кому ты нужен, придурок?! Убила бы, – в сердцах бросила Уварова и метнулась на кухню за спичками – запахло тяжелым табачным дымом. – Идиоты! – скалилась она снова и снова и посматривала на себя в осколок зеркала, прилаженный Ивановной на полочке над умывальником.

Как это ни странно, но признание старухи принесло Славе определенное облегчение. «В другой раз, – обнял он ее и, скомкав бумажку, засунул себе в карман. – Не сейчас!» – решил Крюков и успокоил Ивановну:

– Окрепнуть, наверное, надо, а то своих напугаю… Так ведь?

Старуха мелко потряхивала головой и жалобно всхлипывала.

– Прости, сынок, – бормотала она как заведенная, чем явно раздражала племянницу, демонстративно выдыхающую дым в ее направлении.

– Не скули, Иванна, – прикрикнула она на тетку и подобралась к ней на расстояние вытянутой руки: – Как была ты блаженная, так и осталась. Давай еще дом этому придурку отпиши, а то вдруг без угла останется, жалко ведь? Жалко? – Уварова встряла между старухой и Славой. – Ну? Жалко?

– Жалко! – притопнула ногой Ивановна и как будто выросла на пару-другую сантиметров. – Жалко! Потому что вот здесь, – она стукнула себя по груди, – какая-никакая, а совесть есть. Это у тебя там ледышка чертова, а мне человечину жалко!

– Кого тебе жалко? – поначалу опешила Уварова, а потом в голос расхохоталась: – Как с языка сняла! Вот именно, что человечину, не человека. Мясо!

– Креста на тебе нет, Нелька, – замахнулась на племянницу старуха, но ударить не осмелилась, видимо, особой силы в Крюкове не чувствовала, а потому на его защиту не рассчитывала. – Не боишься, прокляну?

– Меня, что ли? – осклабилась Уварова. – Давай, не ты первая, не ты последняя. Подумаешь, напугала. – Ей и правда было не страшно.

– Озорница ты, – вдруг как-то очень по-домашнему выдохнула Ивановна и, сгорбившись, ушла к себе, оглушенная, не зная, как реагировать ни на Нелькино вторжение, ни на Славино равнодушие. Старуха взирала на привычный мир с испугом: с невероятной скоростью он разрушался у нее на глазах, и, самое страшное, она действительно не знала, как противостоять этому распаду, когда у самой не хватает мужества не просто признаться в грехе, но и исправить его.

Между тем в доме становилось все темнее и все тише. На фоне этой зловещей тишины Нелька металась юркой ящерицей из кухоньки в комнату и обратно. Какая сила не давала ей остановиться в этом безостановочном движении, непонятно. Очевидно, ее что-то беспокоило. И чем темнее становилось в доме, тем чаще она хваталась за сигареты, пока не поняла, что осталась только одна пачка и что уже завтра она сможет остаться без всего, а до райцентра палкой не докинешь. И тогда Уварова стала курить с особым смаком: пара глубоких со вздохом затяжек до головокружения, и сигарета со скрипом ввинчивалась в дно консервной банки, для того чтобы использовать ее несколько раз, просто по чуть-чуть.

Вскоре курение перестало приносить Нельке удовольствие, и ей захотелось прорвать эту поднадоевшую тишину.

– Вставай давай, – ворвалась она к тетке в комнату. – Хватит валяться! Я жрать хочу.

– А ты привезла что жрать? – Кажется, Ивановна целенаправленно провоцировала племянницу на конфликт, надеясь, что та основательно разгорячится и в пылу изменит свое решение обосноваться у тетки на какое-то время. Но Нелька не поддавалась на провокации и отчаянно бранилась с Ивановной, не забывая при этом поминать дурным словом и застывшего в молчании Крюкова. – Разлеглись, бляха, как две колоды. Ни тебе чаю попить, ни поесть по-человечески. Приехала к тетке, называется! – ворчала Уварова и становилась все возбужденнее и возбужденнее. – Але! Народ! – вдруг забалагурила она и неожиданно поперхнулась: через секунду Слава услышал, как Нельку выворачивает наизнанку.