Читать книгу - "Блюз бродячих собак - Карина Тихонова"

Что ж, бери меня хваткой мёрзкой,

Бритвой ветра душу обрей.

Пусть исчезну, чужой и заморский,

Под неистовства всех декабрей!

Они жили в странную эпоху, похожую на нашу своей двойственностью. И каждый из талантливых людей того времени эту раздвоенность носил в собственной душе. Поэт Маяковский — самый яркий тому пример.

Потомственный дворянин, презревший свое происхождение.

Поэт, ставший витриной искусства новой власти, — и пророк футуризма, не состоявший ни в одной политической партии.

Элегантный светский лев с сигаретой в зубах, небрежно взирающий на нас со знаменитой фотографии, — и никогда не затягивающийся курильщик, страшно боявшийся рака легких.

Гений, воспевший победу общественного над личным, — и мужчина, страдающий от мучительной неразделенной любви.

Общественный деятель, осудивший самоубийство Есенина, — и замученный, загнанный в угол человек, разрядивший в себя пистолет в пустой комнате одинокой квартиры.

Не станем судить. Станем читать. И попытаемся понять, без глупых укоров и ханжеского лицемерия.

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться, жадно дыша?

Дай хоть последней нежностью выстелить,

Твой уходящий шаг…

Я дошла до последней страницы, перевернула лист и впилась глазами в мелкий шрифт. Так, типография такая-то, тираж такой-то, подписано в печать…

Дошла до слов «В.В. Маяковский. Избранное» и выронила книгу из рук. Подняла ее, машинально вытерла, бережно поставила на место в шкаф. Подумала немного, пересчитала наличные и бросилась в книжный магазин.

За полным собранием сочинений.

Так что могу сказать вам только одно: читайте. И вы удивитесь тому, как не похожи кастрированные классики из школьной программы на настоящих, полнокровных людей, которые вдруг вам откроются.

Иногда мне кажется, что бог, распределяя по разным странам благоразумие, материальные блага и удобства, ничего не оставил на долю России. Похлопал себя по карманам, подумал и сказал: «Ну, что ж, дети… Дам я вам кое-что другое. Пускай у вас рождается больше талантливых людей, чем во всех странах, вместе взятых».

И слово свое сдержал.

Легче нам от этого? Мне — да. Когда обстоятельства загоняют в угол, а сил на то, чтобы справиться с ними нет, я почему-то вспоминаю две строчки из Маяковского:

Деточка! Все мы немножко лошади.

Каждый из нас по-своему лошадь…

И кажется, что эти слова Владимир Владимирович адресовал лично мне. Я смеюсь, откуда ни возьмись приходят новые силы, и трудности кажутся не такими уж страшными.

Прорвемся!

Наверное, именно поэтому мне так легко и удобно в обществе классиков. Души их принадлежат богу — кто ж спорит? — но мозг и сердце остались в книгах. Как сказало бы нынешнее компьютерное поколение, «заархивированы» в них.

На наше с вами счастье.

Так, незаметно, в компании классиков пролетела вторая неделя моего заточения.

И когда раздался телефонный звонок, я уже знала, чей голос услышу на другом конце провода.

— Ты готова? — осведомился наниматель, не здороваясь.

— К чему? — невинно удивилась я.

Он немного помолчал и сказал со злостью:

— Мне твои тупые шутки надоели. Ты давай не злоупотребляй… А то я могу и не сдержаться…

На этот раз промолчала я.

Похоже, работодатель не в духе.

— Собирайся и топай, — грубо велел наниматель. — Кстати, у нее сегодня день рождения.

— Так, может, она не рабо…

— Работает, работает, — перебил Никифоров-сын раздраженно.

— Откуда ты зна…

— От верблюда! Она всегда работает, не с кем ей праздновать. Нет у нее подруг.

— А может, завелись, пока вы в разлуке жили?

— Я не понял, ты работать собираешься?

— Собираюсь, — угрюмо ответила я.

— Сама на откровенность не нарывайся. Если Ларка скажет, что у нее праздник, — тогда вперед. Сбегай за подарком. Напротив салона есть магазин сувениров. Она любит всякие морские феньки: кораблики там, старинные карты, рули-штурвалы…

— Странный интерес для женщины, — удивилась я.

— Попутешествовать мечтает, грабительница, — с горечью ответил наниматель. — Что ж, теперь она себе это может позволить. Оставила меня с голым задом…

Он споткнулся и умолк. Наверное, вспомнил, с кем разоткровенничался. Да уж, я ему не Никифоров-папа, от меня сочувствия не дождется.

— Короче, ты поняла.

— Не поняла. Я что, твоей бывшей супруге должна делать подарки за свой счет?!

— Чек сохрани! — ответил наниматель мученическим тоном. — Я возмещу. Теперь поняла?

— Теперь поняла.

— Цветы покупай желтые. Лучше хризантемы.

— А что они означают?

— Они означают богатство.

— Да? А по-моему, желтые цветы дарят к разлуке…

— Это по-твоему. Давай шевели задом! Она сегодня только до обеда.

— Иду, — ответила я и положила трубку.

Все две недели я мучительно прождала звонка от Родиона Романовича, тезки Раскольникова. И не дождалась.

Конечно, позвонить можно было бы и самой, но меня в юности застращала моя мамочка.

— Запомни, детка, — поучала она меня. — Мужчины не любят навязчивых женщин. И вообще, лучше, когда инициатива исходит от них самих. Так правильней.

— А мне что можно делать? — послушно спрашивала я, даже не думая подвергнуть мамочкин постулат сомнению.

— Тебе можно поддержать инициативу или отклонить ее.

— А как лучше?

— Будь гордой, — ответила моя мама туманно. И я почему-то постеснялась расспрашивать ее дальше.

Поэтому сама я звонила мужчинам только по сугубо деловым вопросам. И просто не могла себя заставить вот так взять и запросто звякнуть господину Седельникову, обещавшему потенциальным клиентам компьютерные программы любой сложности.

Я исходила из простого вывода, что если мужчина не звонит, значит, ему общаться со мной не хочется.

Или некогда, если смотреть на вещи оптимистично.

В конце концов, тот единственный вечер, который мы провели вдвоем, мог понравиться мне одной. Кто сказал, что господин Седельников пришел в восторг от его пионерского завершения? Возможно, поцеловав мне ручку и сделав вид, что готов удалиться, он ждал, что я его остановлю?

Может, теперь так принято?