Читать книгу - "Будуар Анжелики - Валери Жетем"

Пришла очередь Арамиса завладеть общим вниманием, и он, изящным движением пригладив усы, начал свой рассказ:

— В Париже, на улице… гм… впрочем, это не имеет особого значения… проживал… проживает один солидный господин, владелец весьма и весьма роскошного особняка…

Этот достойный во многих отношениях человек вместе с тем имел одну пагубную особенность характера: он был ревнив. Ревнив немыслимо, непередаваемо, я бы сказал… Наверное, самое подходящее определение его ревности заключалось бы в слове «болезненная»… Да, он был болезненно ревнив!

Женясь в довольно солидном возрасте на обворожительном юном существе и пробудив в нем то, что принято называть женственностью, он в один прекрасный день или в не менее прекрасную ночь вдруг подумал о том, что взрастил цветок, который отныне может сорвать любой прохвост, подобравший ключ к его оранжерее. Эта мысль не давала ему покоя, она беспрестанно сверлила мозг, в котором возникали картины разнузданных оргий, где его голая жена становилась добычей двух, трех, целой толпы обезумевших от похоти мужчин, так густо заросших черными волосами, — сам он блондин, — что трудно было отличить их от зверей, с нетерпением дожидавшихся своей очереди…

К сведению мадам Мадлен, которая сейчас посмотрела на меня с явным недоверием, все эти подробности известны мне из первых уст, когда этот господин обращался ко мне как к лекарю… Нет, я не лекарь, но однажды довелось сыграть и эту роль…

Так вот, придя в полное отчаяние от своих фантазий, этот господин стал раздражительным, злобным и донельзя подозрительным. Он изводил свою молодую супругу постоянными упреками в кокетстве, в легкомыслии, в похотливости… да в чем только он не упрекал эту женщину, которая была безупречным образцом супружеской верности!

Она кротко сносила все оскорбления и старалась ни в чем не перечить супругу, которого, казалось, ее смирение приводило в еще большее раздражение.

Как он говорил… лекарю, женщина, на которой нет никакой вины, не станет так покорно сносить упреки в неверности. Она не имела права без него выходить из дому, даже во двор особняка, а когда ревность этого господина достигла крайних пределов, несчастной женщине было запрещено вдобавок ко всему еще и подходить к окнам…

Он пытался уговорить духовника пересказывать ему содержание ее исповедей, при этом предлагая щедрое вознаграждение, но священник решительно отказался делать это, возможно, из чувства долга, а скорее всего, опасаясь, что тот в припадке гнева может назвать имя того, кто осмелился нарушить святую тайну.

То, что происходило в стенах особняка, разумеется, не могло оставаться тайной для окружающих, учитывая наличие там довольно обширного штата лакеев, горничных, кухарок и прочей прислуги.

Меня посвятил в эту историю мой слуга, который услышал ее из уст слуги шевалье д’Артаньяна, а тот, в свою очередь, от горничной несчастной жертвы супружеской ревности, несомненная безвинность которой вызывала справедливый гнев и желание наказать обезумевшего тирана самым решительным образом.

Собрав друзей, я обсудил с ними свой план военных действий, и уже на следующее утро один из них встретился со своим знакомым, который был вхож в тот зловещий особняк, избранный нами объектом штурма. Тот самый знакомый, встретясь под благовидным предлогом с остервенелым ревнивцем, посоветовал ему обратиться за советом к мадридскому ученому лекарю, известному своим умением исправлять душевные разлады и при этом, что не менее ценно, держать рот на замке.