Читать книгу - "Осенний мост - Такаси Мацуока"

Го рассмеялся.

— И тем не менее, победа принадлежит ему. И ему не вечно будет шесть лет. С вашей стороны было бы разумнее взглянуть на него в ином свете. Вскоре он станет не только правителем, но и мужчиной, и будет искать себе достойную жену. Он был удостоен великого знамения, примчавшегося к нему на крыльях птиц.

— Я не верю в знамения, — сказала Новаки. — А вы?

Сверкнула молния, следом за ней последовали долгие секунды жутковатой тишины.

По небу прокатилась волна света.

Сделалось настолько светло, что на плиты дворика упали тени — и снова растворились во тьме, что словно бы ринулась в их сторону.

А затем небо наконец-то раскололось, и с него извергся грохот рушащихся небесных гор.

Через несколько месяцев после возвращения госпожи Новаки с праздника у господина Хиронобу стало ясно, что она понесла ребенка. Хотя Новаки всегда была тихой и послушной дочерью, она наотрез отказалась назвать отца ребенка, поскольку знала, что ее отец и братья наверняка убьют его. Когда они пригрозили, что устроят ей выкидыш, Новаки пообещала в таком случае покончить с собой. Господин Бандан казнил няньку дочери — за то, что недостаточно внимательно приглядывала за ней. Однако Новаки по-прежнему отказывалась говорить. Он казнил двоих собственных людей, которых подозревал в излишне теплых чувствах к дочери. Однако госпожа Новаки по-прежнему продолжала безмолвствовать.

— Просто ума не приложу, — сказал господин Бандан.

В разгар этих перипетий с дочерью он наведался в замок «Воробьиная туча», чтобы просить совета у госпожи Киёми. Хотя он был ненамного старше ее, из-за того, что большую часть жизни он провел в военных походах, внешностью и поведением господин Бандан напоминал седого старого воина, принадлежащего к предыдущему поколению. Женщины его интересовали только с точки зрения зачатия, рождения и выкармливания возможных наследников, а потому он почти ничего и не знал о женщинах, за исключением основных деталей анатомии. Внезапная своенравность и упрямство дочери целиком и полностью сбили его с толку. Мать девушки умерла родами, а другой женщины, с которой он мог бы поговорить настолько откровенно, в его замке не было.

— Почему бы ей просто не сказать мне, кто отец ребенка? Я же больше ничего не хочу. Неужели я прошу слишком многого?

— А что вы сделаете, если она вам это скажет? — поинтересовалась госпожа Киёми.

Господин Бандан грохнул кулаком по столу; служанки тут же ринулись вперед и подхватили чашки, не позволяя им опрокинуться и выплеснуть все содержимое на циновки.

— Я убью его! — прорычал господин Бандан. — И смерть его не будет быстрой!

Госпожи Киёми прикрылась рукавом и рассмеялась.

— Я что, пошутил? — Господин Бандан озадаченно нахмурился. — Я не хотел.

— Господин Бандан, неужели вы действительно ожидаете, что молодая девушка откроет имя своего возлюбленного отцу, чтобы тот смог замучать его до смерти? Тогда ее ребенок осиротеет, еще не появившись на свет.

— Но он обесчестил всех нас, кто бы он ни был.

— Госпожа Новаки не думает о чести. Она думает о любви. Все, чего вы добиваетесь своим гневом и угрозами — вы не даете молодому человеку пойти дальше и попросить у вас запоздалого благословения.

— Вы знаете, что это — молодой человек?

— Я ничего не знаю. Но вашей дочери всего четырнадцать лет. Маловероятно, чтобы она влюбилась в кого-нибудь намного старше ее самой. — Лицо госпожи Киёми потемнело. — Надеюсь, это не был один из тех двух самураев, которых вы казнили.

— Не был. Она плакала, когда я показал ей их головы, но не настолько сильно, как плакала бы, если бы это был один из них.

Госпожа Киёми сощурилась.

— Вы показали ей головы?

— Да, чтобы подтвердить свои слова. Иначе она могла бы подумать, будто я ее обманываю.

— Господин Бандан, ни один человек, знающий вас, никогда не заподозрит вас в обмане. Представлять столь ужасные доказательства было совершенно излишне.

— Так она мне не скажет, получается?

— Нет, не скажет.

— Тогда что же мне делать? Позор сделается нестерпимым. У моей дочери — ребенок, отца которого я не знаю. Во имя всех богов и будд, что за прегрешения я совершил в прошлых жизнях, чтобы заслужить подобное наказание? Хоть бери и строй храм, и молись там денно и нощно. Просто не знаю, что еще остается делать.

— Возможно, это выход, — кивнула госпожа Киёми.

Теперь уже господин Бандан рассмеялся.

— Вот на этот раз я пошутил. Я воин, а не священник. Я не стану молить небеса о милости. Я сам разберусь со своими трудностями. Что-нибудь да придумаю.

— Вы уже все придумали. Стройте храм.

Господин Бандан нахмурился.

— Если боги не сумели сберечь ее добродетель прежде, вряд ли они теперь отдадут мне виновного, даже если я построю храм — да хоть десять!

— Стройте храм, но не для себя, — пояснила госпожа Киёми, — а для госпожи Новаки. Пусть она удалится в этот храм, скажем, на два года. Она сможет произвести ребенка на свет так, чтобы это не стало пищей для сплетен; у нее будет возможность восстановить душевное равновесие и привыкнуть к требованиям материнства. А когда она вернется, она не будет уже жертвой любопытства и злорадных рассуждений. К тому времени, скорее всего, отец ребенка сам даст о себе знать, — скорее всего, посредством бегства, из-за ваших угроз прикончить его самым мучительным образом. После этого вы…

— …догоню его, словно собаку — да он и есть собака! — и спущу шкуру! — объявил господин Бандан.

— …простите его и ее за их юношеский проступок, ибо понимаете порывистость молодости…

— Простить его? Да никогда!

— …и запомните, что, лишь приняв отца ребенка в семью, вы сможете окончательно оставить скандал позади, — твердо завершила мысль госпожа Киёми.

Господин Бандан уже открыл было рот, приготовившись разразиться дальнейшими протестами, но остановился, так и не произнеся ни слова. Он закрыл рот и поклонился.

— Вы совершенно правы, госпожа Киёми. Это — единственный возможный способ. Благодарю вас за то, что вы уделили свои мудрые наставления невежественному воину. Я уже знаю подходящее место. Мой двоюродный брат, господин Фумё, владеет землями на севере, вполне подходящими для наших целей.

Той зимой госпоже Киёми начали сниться странные сны. Самым странным в них было то, что она потом не могла их вспомнить — совершенно ничего, кроме потрясающе красивой молодой женщины, и того, как она обращалась к госпоже Киёми. Она называла ее «госпожа матушка». Так женщины обращаются к своим свекровям. Уверовав в то, что ей снится будущая жена Хиронобу, госпожа Киёми начала вглядываться в лицо каждой маленькой девочки, силясь распознать в нем женщину из своих снов. Хотя сны продолжались, она не могла ничего из них вспомнить, как ни старалась. И хотя она искала эту женщину в каждой встреченной девочке, она так ее и не нашла.