Читать книгу - "Западня для лорда - Маргарет Макфи"

Она повернулась к судье, напряженно ожидая вердикта.

— В свете имеющихся сведений или их отсутствия, — взгляд судьи на мгновение задержался на Венеции, — с учетом выдвинутых против него обвинений, мне не остается ничего иного, кроме как признать обвиняемого…

Все присутствующие в зале, включая Венецию, затаили дыхание, ожидая финального слова.

Казалось, секунды стали вечностью. Линвуд, такой же красивый и невозмутимый, как обычно, смотрел куда-то вдаль. На лице застыло привычное отстраненное выражение, будто не его судьба решалась сейчас в зале суда. Судья все медлил, оттягивая приговор. Венеция не знала, сколько еще сможет вынести эту пытку.

— …невиновным.

Закрыв глаза, она шумно выдохнула. Нахлынувшая на нее волна облегчения казалась столь мошной, что она опасалась лишиться сознания.

Все заговорили и задвигались разом. На краткое мгновение Венеции удалось перехватить взгляд Линвуда, в котором она прочла нечто большее, чем облегчение и триумф. В следующую секунду он исчез из поля ее зрения.

Формальности были исполнены очень быстро. Рейзби подскочил к Венеции, уводя ее прочь от любопытных журналистов.

Часы на каминной полке в кабинете Линвуда тикали громко и размеренно. Мисборну, его жене и Мэриэнн с Рейфом Найтом сообщили, что Венеция дочь Ротерхема, но ни один не сказал по этому поводу ни слова. Наконец все расселись по своим экипажам и уехали, с трудом пробираясь через толпившихся на улице представителей прессы. Линвуд отпустил своего лакея, с которым Венеция обошлась без церемоний, когда пришла погубить человека, ставшего теперь ее мужем. Впервые после суда они остались наедине.

Линвуд стоял у окна, наблюдая за волнующимся морем репортеров, которое постепенно скрывалось из вида в подступающих сумерках.

Венеция сидела в кресле у камина, не торопясь нарушать царящее в комнате молчание. Теперь, когда все закончилось, на место ужаса и напряжения пришли усталость и неуверенность. Она осторожно массировала пальцами виски.

Наконец Линвуд отвернулся от окна и подошел к ней. Некоторое время взирал на нее с выражением, понять которое ей не удалось, потом взял за руку и рывком поставил на ноги, так что их тела оказались плотно прижатыми друг к другу. Отблески пламени камина освещали не только прекрасные черты его лица, но и залегшие под глазами темные круги. Линвуд вдруг показался Венеции чрезвычайно изможденным, чего она не замечала за ним раньше. Ее сердце сжалось от осознания того, что сегодняшнее слушание затронуло его гораздо больше, чем он хотел показать.

— Все наконец-то закончилось, — сказала она, уткнувшись лбом ему в плечо.

Он коснулся губами ее волос.

— Нет, Венеция. — Он склонился к ней. — Все только начинается. — Его глаза светились теплом и нежностью, при виде которых в душе Венеции всколыхнулась надежда. — То, что ты сказала мне, когда уходила из тюремной камеры…

Она протянула ему свое обнаженное сердце, готовая к тому, что он растопчет его.

— Это правда, Френсис. Тебе я всегда говорила только правду, что бы ты ни думал.

— Ты меня любишь.

— Да, люблю.

Он провел большим пальцем по ее губам, будто стараясь удержать сделанное ею признание. Внимательно вглядываясь ей в глаза, произнес:

— Я тоже люблю тебя, Венеция.

Ее сердце дрогнуло, душа встрепенулась.

— Я знаю.

Поцеловав, Линвуд подхватил Венецию на руки и отнес в свою спальню, где стоял ее нераспакованный чемодан. Уложив жену в кровать, он занялся с ней любовью.

«Лорд-убийца на свободе. Линвуд ускользнул от правосудия, прельстив божественную мисс Фокс шестизначной цифрой и будущим титулом»! — кричали заголовки газет.

— Тебе не удалось не пропустить эту новость в печать?

Рейзби, зашедший навестить Линвуда следующим утром, кивнул на газеты.

— Мы же не владеем всеми газетами в Лондоне, — возразил Линвуд, разливая кофе по чашечкам.

— Лишь большинством из них, — улыбнулся Рейзби.

— А это означает, что в некотором роде скандала удалось избежать.

— Вот уж в самом деле удача. — Взгляд Рейзби скользил по заголовкам. — А мисс Фо… то есть леди Линвуд их уже видела?

Линвуд согласно кивнул.

— Плохо.

— Возможно. Но Венеция понимает, как это работает. Предупрежден — значит вооружен. Сам знаешь.

Рейзби посмотрел на свою чашку.

— А не лучше ли вам уехать? Залечь на дно в деревне на несколько месяцев, пока слухи не поутихнут? У меня есть охотничий домик в Шотландии, которым вы можете воспользоваться, когда захотите.

— Спасибо, Рейзби, но ты знаешь, я не стану этого делать.

— Увы, да, — угрюмо согласился тот.

— Мы намерены опровергнуть скандальные слухи.

Кивнув, Рейзби сделал глоток кофе.

— Найдется множество людей, считающих, что Ротерхем получил по заслугам.

Рейзби посмотрел в глаза Линвуда, без слов передавая завуалированное послание. Линвуд никак не отреагировал на слова друга, хотя сердце его дрогнуло.

Послышался шорох шелка, и, подняв голову, он увидел стоящую на пороге спальни Венецию. Оставалось только гадать, как много из их разговора она услышала.

— Леди Линвуд, — пробормотал Рейзби, отставляя чашку. Мужчины поднялись, но поклонился только Рейзби. — Прошу прощения за столь ранний визит. Я не хотел причинять вам неудобств.

— Ваш визит не доставил никаких неудобств, Рейзби. Вы всегда желанный гость в этом доме, — с достоинством, не уступающим герцогине, произнесла Венеция. Однако в ее голосе слышалась некая прохладца.

— Вы очень добры, но мне пора идти. Леди Линвуд… Линвуд. — Поклонившись, Рейзби посмотрел на приятеля. — Если изменишь решение касательно охотничьего домика…

Похлопав Линвуда по плечу, Рейзби вышел, а Венеция уселась в кресло, которое он освободил. Помолчав немного, она произнесла:

— Я слышала, что он сказал о Ротерхеме.

Линвуд ждал.

— Он считает тебя виновным.

— Да.

— Но продолжает называться твоим другом.

В глазах Линвуда вспыхнуло пламя.

— Весь Лондон полагает, что я убил герцога и вышел сухим из воды. Так будет всегда.

— Нет, если найдут настоящего убийцу.

Он напряженно сжал челюсти и посмотрел вдаль враз потемневшим взглядом.

— Вот только ты этого не хочешь, не так ли? — чуть слышно добавила Венеция.

Он посмотрел на нее так, будто сумел проникнуть в самую душу.

— Нет, — наконец признал он. — Не хочу.