Читать книгу - "Бывшие. Первая жена - Мария Устинова"

от холода. От бессилия начинаю рыдать. Больше не могу сдержаться. В груди больно, слезы стекают по грязному лицу. Свое отчаяние я выплакиваю в траву, ругая про себя Яна.

Я ненавижу его!

За все! За то, что пошла с ним на свидание, за год брака, его ошибки, которые привели к этому и даже за Германа, который сейчас умрет из-за нас.

За линию деревьев я заползаю и еще какое-то время ползу, цепляясь за мох и не обращая внимания на крики:

— Вера, сучка, где ты? Если выйдешь, клянусь, я тебя не обижу, и твоему уроду дам шанс на жизнь!

Урод — это Ян или Герман, не знаю.

А может, он Романа имеет в виду?

Я ползу, стремясь скрыться как можно дальше за деревьями и кустарником, прежде чем встать. Выпрямляюсь метров через пятнадцать за мощной сосной.

Колени и локти исцарапаны и в грязи. Живот ноет от холода.

— Не оглядывайся, — шепчу я себе.

Двигаться, пока меня не видят, страшно.

Но сейчас они закончат с Германом — я все еще слышу шум драки с поляны, и обыщут все. На каблуках мне не скрыться. Нужно идти. Люди Яна рядом.

Прежде чем углубиться в сине-зеленый сосновый лес, одним глазом выглядываю из-за ствола. Я далеко уползла. Поляны почти не видно, значит, и меня не заметят.

Скорее по силуэтам угадываю, что Герман еще дерется в кольце. Но это не драка, а издевательство: они гоняют его, заставляя огрызаться, но понятно, чем это кончится… Его застрелят, когда наиграются. Или зарежут — за своего.

Сначала перебегаю от дерева к дереву, пока поляна не скроется из виду, затем бегу по узкой тропе. На каблуках — это боль, но снимать обувь еще опаснее.

Внезапно деревья расступаются.

За ними поле.

— Твою мать, — выдыхаю я, как вкопанная, останавливаясь у последней сосны.

Поле перемежается лесополосами, но это свободное пространство нужно преодолеть.

Я не смогу.

Меня заметят!

Встаю за деревом, чтобы не видели сзади — уже слышу, как меня настигают. Ладонями ощущаю ноздреватую кору. Пахнет смолой. Они пытаются двигаться тихо, но в лесу все равно слышно, как ломаются ветки.

— Нет, — шепчу я, покрывшись мурашками до самой шеи. — Только не это…

— Вера!

От хриплого вопля перестаю дышать. Прильнув к коре, выглядываю, надеясь, что мне не показалось. Среди сосен мелькает силуэт в бронежилете.

— Я здесь!

Высовываюсь из-за дерева, все еще боясь показаться в полный рост. Это он. Мне не привиделось. На меня налетает Ян.

— Вера! — он хватает меня за руку.

Держит левой. Правую не вижу. Кажется, сунул под плечевой ремень бронежилета, чтобы хоть немного задержать кровь. Времени перевязать не было.

Мы бежим через траву, я не вижу, просто доверяюсь ему. Мельком замечаю силуэты за нами, но понимаю, что это его охрана.

Сразу теряю скорость.

На каблуках по полю — не могу. И босиком не побежишь.

— Вера! — он пытается взять меня на руки, но только пачкает кровью.

— Ты меня не поднимешь!

Он все равно пытается, словно не понимает, что ранен.

— Ян, не надо, ты меня не удержишь, слышишь?! У тебя шок!

Хочется заглянуть ему в глаза, но Ян на меня не смотрит. Словно я просто вещь, которую он тащит с собой.

Ему помогает охранник.

Взваливает меня на руки, и мы быстро преодолеваем открытое место. Про Германа никто не спрашивает… Они не ждут, что он вернется.

За следующей лесополосой ждут три припаркованных джипа. Телохранитель забрасывает меня на заднее сиденье среднего, рядом садится Ян.

Пока охрана рассаживается по машинам, сбрасываю туфли и опускаю ступни на мягкий ворс ковриков.

Мы спаслись…

Больше не нужно убегать на каблуках и в платье. И прятаться от Богдана тоже! То, чего я жду все выходные случилось — меня спасли. Кажется, спасли…

Когда машина рвет с места, продолжаю смотреть на лес.

— Герман остался там…

— Знаю! — рычит Ян.

Он откинулся на сиденье, запрокинув голову. Дрожащими руками держит платок на поврежденном месте. Его трясет.

— Боже, — шепчу я и кричу водителю. — Есть аптечка?!

— Под передним сиденьем!

Судорожно вытягиваю ящик с красным крестом и раскрываю. Вытряхиваю, торопливо перебираю флаконы. На платке проступает темная кровь. Много крови.

— Зачем ты это сделал… — причитаю я.

Риторический вопрос, но не могу остановиться, так шокировала сцена под тентом. Ладно, первый раз, он импульсивно полоснул по пальцу. Чего не сотворишь в эмоциональном взрыве. Но второй раз, когда он сам сломал кость… От того вопля до сих пор идут мурашки по спине.

Я никогда не слышала такого крика.

Крик Яна будет мне сниться.

Он следит за тем, как я суечусь. Разматываю бинт из автомобильной аптечки, щедро поливаю перекисью водорода.

— Убери платок, Ян.

Он внимательно за мной наблюдает.

Даже бесит.

Чего пялится? Нависаю над ним, от лесных ухабов дергает и трясет, но я держусь. Аккуратно пытаюсь приподнять скомканный платок, боясь того, что под ним.

Он сам отрывает ткань от раны, со стоном поджав губы.

Машину снова встряхивает. Чуть на Яна не падаю. Накрываю бинтом кровавое месиво, которое осталось на месте пальца и смотрю в его измученные глаза.

Боль адская, наверное.

— Зачем ты это сделал… — снова шепчу я.

Хотя вопрос, наверное, не зачем.

Почему.

— Ты же меня ненавидишь, — шепотом продолжаю я. — Ты меня задушить хотел. Я тебе всю жизнь испохабила.

Каждую фразу произношу после паузы.

Я их все услышала от Яна в свое время.

Он молчит. Все слышит и взгляда не отводит. Глаза затуманены болью, он бледный, как полотно. Обессиленно полулежит на заднем сиденье, но спина напряжена. Так от боли бывает. Я так же без сил валялась на кровати, но с напряженными мышцами в ожидании новой волны боли, когда рожала…

Дышит часто, но носом. Плотно сжатые губы побелели.

Пытается перетерпеть.

— Тебе нужно обезболивающее, — роюсь в аптечке, ощущая, что плачу, жаль, что Германа нет с нами, он бы быстро понял, что вколоть. — Я не знаю, какое, Ян…

Горло сжимает спазм, и я вытираю запястьем слезы.

Я не знаю, что делать, в этом проблема.

А еще в нем.

В Яне Горском.

— Зачем… — сдавленно рыдаю я.

Просто эмоции. Копились с тех пор, как я села в самолет и теперь они выплескиваются наружу со слезами и тупыми вопросами.

Я держу бинт на кисти — это все, что могу. Надеяться, что кровь остановится. И пытаться не плакать. Ян левой рукой убирает волос с мокрой щеки и заправляет за ухо.

Он как пьяный, только от боли.

Разжимает спекшиеся губы: