Читать книгу - "Позволь чуду случиться - Анна Агатова"

Он сжал губы, гляну на меня тем самым убийственным взглядом и, бешено дёргая дурацкие тапки, стащил их, сунул ноги в сапоги, схватил одежду и хлопнул дверью.

Я плотно притворила её, защёлкнула все задвижки и опустошённая, обессиленная села на лавку у кухонного стола. Плохо, очень плохо. А мне так сейчас нужна поддержка…

Вчера вечером пришёл Шеф Усатый. Сразу, как запечатал на ночь Врата, так и завалился. Только дальше двери заходить не стал.

— Зоэ, девочка, тебе велели передать — будь начеку.

По ногам будто кто-то ударил. Я не упала только потому, что позади стоял стул. Обхватила себя за плечи, зажмурилась, а потом резко выдохнула — всё-таки началось, и так не вовремя!

Ещё бы. Ведь я не думала о плохом, позволила себе окунуться в приятные чувства, ощущения, в… мечты. Разрешила себе забыть о том, что неизбежно предстоит.

— Хорошо. Я поняла, — кивнула.

Чувство обречённости захлестнуло душной волной. Чёрные глаза Шефа смотрели на меня испытующе.

— Зоэ, защита работает?

Я вяло двинула плечом:

— Не знаю. Не довелось испытать.

— Всё получится, — ещё раз сверкнул своими глазищами бру Шехмар, пошевелил моржовьими усами, будто хотел ещё что-то сказать. Но только похлопал меня по плечу и ушёл.

Сказать Люке я не могла. Он бы меня вряд ли понял и уж точно не одобрил. Но молчала я потому, что говорить было строго запрещено. И как ещё можно было попросить мужчину о небольшом перерыве в отношениях? Вот и получилось то, что получилось.

Мои дни, и так не слишком разнообразные, вовсе стали мучительной пыткой.

Путь из дому до будки стюардов и обратно как самое опасное развлечение — быстрые шаги на трясущихся ногах, косые взгляды по сторонам, скользкий укатанный снег на дорожках.

Безопасный отдых на службе. Привычные действия — открыть одни Врата, закрыть другие, отсчитать секунды после сигнала, принять плату за проход, — и я отвлекаюсь от тревоги, скрутившейся в душе тяжёлой холодной гадюкой , что противно шевелилась, стоило только вспомнить о ней. Стены будки давали чувство безопасности.

Тревожное ожидание заставляло вздрагивать от малейшего звука и нервно улыбаться тем из путников, кто, подавая монетки, здоровался, вглядываться в их лица — да или нет? Сейчас или ещё есть время вздохнуть полной грудью?

Потом путь домой, торопливые шаги, опять боязливые взгляды по сторонам и острое желание как можно скорее прикоснуться к двери домика, разблокируя замок, и шмыгнуть внутрь, спрятаться.

И мысли… Всё время в голове копошились мысли, всплывали воспоминания и бередили душу.

Вот Люка смеётся, и моё сердце перестаёт биться — какой же он красивый!

А вот я стою к нему спиной, завариваю чай. Он не знает, что я вижу его в отражении небольшого зеркальца на стене. А я вижу — он не спускает с меня глаз, вижу, как темнеет его взгляд, как подрагивают в мягкой улыбке его губы. И сердцу становится так тепло-тепло, и на щеках — тоже. Это слёзы. Слёзы счастья. Я стараюсь смахнуть их незаметно, и объяснить себе, что взгляды — это пустое, они ничего не значат и вообще показалось. Но те же счастливые слёзы настигают меня вечером, стоит коснуться головой подушки и всё вспомнить.

Или другое воспоминание. Мы сидим за столом и пьём чай. Я рассказываю о том, что женщины в нашем мире могут учиться, что они и врачами работают, и учителями, даже водят трамваи и троллейбусы. Он удивлённо шевелит бровями, делает большие глаза — верит и не верит. Он держит меня за руку, и его большой палец легонько гладит середину моей ладони. И от этого нежного поглаживания что-то глубоко-глубоко внутри сжимается сладко и терпко, а дыхание перехватывает, и я сбиваюсь с мысли, замолкаю на полуслове.

А Люка, будто чувствуя моё состояние, подносит мою руку к своим губам и едва прикасается к костяшкам приоткрытыми губами. И я отвожу взгляд в сторону, чтобы не видеть его блаженно прикрытых глаз.

И воспоминания миг за мигом встают перед моими глазами. От самых первых наших встреч до последних.

— Куся, иди сюда, — я втащила разомлевшего котяру на ручки.

Он, к счастью, не возражал. Сонно потянулся, зевнул и неестественно выкрутил голову, устраиваясь поудобнее.

— Кусимир, скажи, он правда хороший или мне всё это кажется? Он… простит меня? Поймёт?

Котяра глаз не открыл, но выпустил когти, которые ощутимо впились мне в руку.

Кажется, я схожу с ума. Мне грозит серьёзная опасность, а я думаю о том, вернётся ко мне Люка или нет. Нет, конечно! Не вернётся. Я бы на его месте не вернулась.

Только теперь я поняла, как Люка мне необходим! Как нужно слышать его «Зоэ!», такое нежное, будто он гладил по шёрстке пушистого зверька, и будто только одни эти звуки уже были для него счастьем.

А ещё мне нужно было чувствовать его руки, его объятья — они дарили невероятное ощущение дома, ощущение нужности и правильности. И его запах: свежего ветра, одеколона, каких-то полевых трав, немножко — сбруи и конского пота, запах мужчины, родного и до боли нужно мне мужчины.

Сомнения никуда не делись — я всё ещё не поверила в то, что у меня тоже может быть всё хорошо, что рядом со мной может быть непросто хороший человек, а самый лучший, любимый, что он может меня любить, а я — его. Но очень, очень хотела верить!

Мне было бы в сто раз легче переживать свой страх, что преследовал меня теперь каждую секунду, если бы я знала, что Люка — тот человек, который мне нужен, что он настоящий, такой, каким кажется.

А пока меня поддерживал кот. Кусимир, видимо, взял отпуск от своих похождений и целыми днями был рядом. На работе появлялся на некоторое время, свивая себе гнездо на моих коленях. Дома оказывался каким-то чудом раньше меня, встречал радостным мявом, вел к своей миске и даже стал чуточку больше есть. И там не слезал с рук, висел на мне как детёныш обезьяны на своей маме.

Скорее всего, причиной этого был морозец на улице. Пусть и несильно, но в доме похолодало, и котская скотинка тёрся, лез на руки и спал исключительно у меня под боком или сверху на мне, но обязательно под одеялом.

Почему-то эта любовь, пусть и явно меркантильная, необычайно согревала. Наверное,