Читать книгу - "Дамир. Любой ценой - Юлия Бонд"

Дина

На негнущихся ногах я выхожу из машины. Пока мы ехали в деревню, Санька уснул, а потому я решаю его не будить. Сначала поговорю с Дамиром, а потом…

– Привет, – его голос, как двести двадцать по оголённым проводам.

Я содрогаюсь. Пульс учащается, дыхание сбивается. Внутри затягивается плотный узел, а в сердце отзываются печальные струны.

Дамир идёт размашистым шагом, направляясь ко мне. Выглядит он хорошо, бодро. Лицо гладковыбритое, красивая стрижка «андеркат» ему идёт. Тёмные джинсы, кожанка на распашку.

Я бросаю взгляд на его правую руку и вздрагиваю, приметив на безымянном пальце обручальное кольцо. Всё понятно без слов.

«Подобрали, обогрели, клеймили», – ухмыляюсь своим мыслям и глотаю тихий смешок, представляя, как глупо выгляжу сейчас. Дура, какой же я была дурой, когда принимала его чувства за чистую монету!

– Привет, – коротко отвечаю.

– Где Санька? – спрашивает, хмуря лоб.

– Вспомнил о сыне? – вмешивается Давид. Подходит ко мне, становясь за моей спиной.

– Я не с тобой говорю, – строго чеканит Дамир. – Дина, где Саша?

Я скрещиваю на груди руки. Ухмыляюсь, скользя по Дамиру колким взглядом с головы до ног. Наверное, всё это выглядит слишком странно. Я, Дамир, Давид. Замкнутый круг, как порвать его, а?

– В машине, – киваю на мерседес и Дамир делает шаг вперёд, но я выставляю руку, преграждая ему дорогу. – Он спит. Не буди его.

– Дина, дай пройти.

– Про. Ходи, – выплёвываю с желчью, и он проходит.

Открывает дверь мерседеса с пассажирской стороны, заглядывает внутрь. Смотрим таким тоскливым взглядом, что на меня накатывает непрошенная грусть.

Не плакать!

Он возвращается. Снова становится напротив и не сводит глаз с моего лица. Рассматривает каждую деталь, будто изучая или же пытаясь прочесть мои мысли. Тщетно всё. Не получится узнать. Я закрылась, спрятавшись в невидимом панцире.

– Почему ты уехала в деревню? – он первым нарушает тишину.

– Захотела и уехала.

– Ладно, – закатывает глаза. – Спрошу иначе. Ты собираешься возвращаться домой или же…

– Что за вопросы? – произносит Давид, обрывая Шагаева на половине предложения. – Кто ты такой, чтобы их задавать?

Дамир ухмыляется. Кривит губы на одну сторону, будто только что облизал лимон. Я еле держу себя в руках, чтобы не нагородить ему с три короба, а Давид… Не сдерживает. Подходит к Шагаеву, останавливаясь на пугающе близком расстоянии.

Смотрят друг на друга, молчат, шумно дыша. Я знаю эти взгляды. Помню, что следует после таких гляделок, а потому протискаюсь между ними, поворачиваясь лицом к Дамиру. Поднимаю взгляд вверх, глотаю в горле ком и уверенным тоном произношу:

– Если ты приехал скандалить, то не нужно. Если приехал увидеть сына, то будь терпеливым и подожди. Сейчас он спит.

– Я подожду.

– Отлично, – облегчённо выдыхаю. – Вот и договорились.

Разворачиваюсь и иду к мерседесу. Открываю дверь, тянусь к Саньке. Расстёгиваю ремень безопасности и беру на руки спящего сына. Дамир порывается помочь, но натыкается на мой предупреждающий взгляд.

Я сама отнесу своего сына!

Иду к воротам. Давид открывает передо мной калитку, пропуская вперёд. Благодарно киваю и, молча, захожу во двор, затем – в дом. Бабушка встречает на пороге. Забирает у меня Саньку и идёт с ним в комнату.

Возвращается, когда я, сняв обувь, мою руки возле умывальника.

– Дин, я пыталась его прогнать, но он не ушёл, – бабушка виновато пожимает плечами.

– Ба, всё нормально. Такого просто так не прогонишь, – отвечаю я, устало улыбаясь.

– А Санька на него похож. Копия.

– Да, – соглашаюсь я. – Я знаю.

– Может, вызвать участкового?

– Чего? – лёгкий смешок срывается с моих губ. – Зачем?

– Ну, пусть он разберётся с этим типом. Я же вижу, что ты не хочешь его видеть.

– Не надо участкового. Он – отец и приехал к сыну. Не ко мне, – качаю головой.

– Отец, – фыркает бабуля. – Одно название только. Где он был все эти годы?

– Где-то, – вздыхаю. – Не надо, бабушка. Не вмешивайся.

Я целую свою старушку в щеку и обнимаю за плечи.

– Бабушка, всё будет хорошо. Ты не волнуйся, ладно?

– Диночка, ну, как не волноваться? Он сделал тебе больно. Я же вижу. Не слепая. Не позволю обижать моих детей.

– Упрямая, – шепчу ей на ухо. – Он больше не сделает мне больно. Обещаю.

– Конечно, не сделает. У тебя-то и защитник имеется.

Бабуля отстраняется. Подходит к окну, отодвигает в сторону штору и всматривается вдаль. Я знаю, кому принадлежит её взгляд, а потому становлюсь за спиной старушки и, обняв за плечи, доверчиво кладу голову на её плечо.

– Я слышала ваш разговор, когда тот, – кивает на Давида, – приезжал в первый раз. Знаешь, внучка, а ведь он неплохой. Возможно, стоит дать ему шанс?

– Зачем?

– Чтобы стать счастливой, чтобы рядом было мужское плечо, чтобы прожить свою жизнь в любви.

– Не получится, – грустно вздыхаю.

– А ты попробуй.

– Не хочу… делать больно. Разве, будет честным обманывать его?

– Не обманывай. Миллионы семей так живут. Один любит, а второй принимает любовь.

– Как данность? – ухмыляюсь.

– Да хоть и как данность.

– Ба, я не настолько эгоистична. Увы, – снова вздыхаю.

– Глупая, – фыркает бабушка. – Потому что молодая. А теперь представь, что он, – указывает рукой на Давида, – самое лучшее, что может быть в твоей судьбе. Ты прогонишь его, и он уйдёт, а потом, спустя годы, будешь сидеть и кусать себе локти. Дин, за счастье надо бороться.

– Бой с тенью – заведомо проигрышная борьба.

– Зря. Сдаться ты всегда успеешь. Внучка, послушай старушку. Я прожила больше тебя и знаю, о чём говорю. Отец Саньки – это иллюзия счастья; журавль, порхающий высоко-высоко. Взлетишь с ним до самых небес, а падать будет больно!