Читать книгу - "Девушка с пробегом - Джина Шэй"

— Ты курила? — брови его взлетают еще выше чем были до этого. — Не знал, что ты этим страдаешь.

А если бы знал, то что? Не счел бы меня себе подходящей и не стал бы топить мою квартиру?

Удачные два вопроса. Вот только они у меня остаются только в голове. То слетает всякая дичь, только подумай, то то, что нужно, с языка не слезает, как ни спихивай.

— Ну что ты, богиня, что случилось? Кто тебя обидел? — с насмешливой нежностью шепчет мне Давид, закапываясь пальцами мне в волосы.

Сердце мое умывается собственной кровью. Боже, как же я люблю этого поганца. И как же жаль, что он такой конченый псих. С таким точно нельзя оставаться даже простой женщине, а мне с Лисой — так и вообще не стоит даже думать..

— Ты, моя радость, меня обидел ты, — измученно выдыхаю я, прикрывая глаза.

— Да ладно тебе, — ворчит Огудалов и подхватывая меня под бедра, усаживает на подоконник, — я тысячу раз извинился за собаку. Могу поклясться, что сам буду с ней гулять. Навяжи на неё побольше розовых бантиков, чтобы я точно выглядел самым гламурным идиотом среди гуляющих, и будем считать, что твоя месть удалась. Только аккуратней. Вдруг я понравлюсь какому-нибудь гею-собачнику и он меня у тебя уведет?

Черт возьми, он же еще думает, что я злюсь на него из-за собаки. И может быть, из-за его признания, которое было “не по правилам”.

— Давид, я все знаю, — устало произношу я, упираясь затылком в холодное стекло за моей спиной. Если бы оно могло охладить мой кипящий мозг. Ох если бы.

Огудалов замирает. Это настолько очевидно, что мне хочется расхохотаться. Горьким смехом, раздирающим душу в лохмотья.

Да-да, моя прелесть, теперь-то и ежу понятно, что тебя есть, в чем упрекнуть.

— Откуда, — на одном выдохе произносит он, — кто тебе сказал? Мама?

Я удивленно моргаю. А Тамара Львовна-то тут при чем? Она что, в курсе, что её сын вытворил с моей квартирой, чтобы “затащить меня в свою пещеру”? Это, по их мнению, адекватные способы решения проблем?

Давид же отшатывается от меня на несколько шагов и останавливается в проеме двери, впиваясь пальцами в косяк так, что костяшки белеют от напряжения.

— Я правда хотел сказать тебе сам, — невесело произносит он, глядя куда-то мимо меня, — я просто думал, что еще пара недель у меня есть. Что-то придумать. Решить.

— Что тут думать, радость моя, — отчаянно вою я, — не о чем тут думать. Не. О. Чем! Это за рамками простительного.

— Надь, я ведь могу объяснить, — Давид снова шагает ко мне, но останавливается не пройдя и полшага, — я понимаю, тебе есть на что злиться, но…

Когда у него такие виноватые глаза — мне становится еще хуже. Никуда ведь не денешь то, что я его люблю. Просто я чокнутая. И в старости, наглаживая своего сорокового кота, я буду вспоминать эти виноватые глаза Давида Огудалова и думать о том, что ничего красивее в жизни не видела.

— Злиться? — Я дергаю подбородком, перебивая, — Нет, малыш, я не злюсь. Со мной злой можно иметь дело. Я, мать твою, в ужасе от того, что ты сделал. И вот это уже финиш.

— В ужасе? — медленно повторяет Огудалов. — Ты действительно хотела сказать именно это? Не что-нибудь другое? Потому что, как мне кажется — это немного неадекватная реакция на…

— Неадекватная? — Я соскакиваю с подоконника, скрещиваю руки на груди. — Ты затопил мне квартиру, подставил меня на такие деньги, лишь бы я к тебе въехала, и считаешь, что быть в ужасе от осознания, что две недели спала в одной постели с психом — это неадекватная реакция?

Тишина встает между нами, будто плотная прозрачная стена. И Давид смотрит на меня недоверчиво, щурится, будто взвешивая каждое мое слово на каких-то внутренних весах.

Я кошусь на часы, так, на всякий. Сорок минут до критической точки. А быстро мы управились, мне казалось, что я больше времени с мыслями собиралась.



— Знаешь, богиня, — глухо и раздраженно произносит Огудалов, убирая руки в карманы брюк, — когда я тебе предлагал придумать более убедительный повод для расставания, я не предполагал, что ты поймешь это так буквально.