Читать книгу - "Одинокие сердца - Итсасо Лосано Мадарьяга"

— Одри, Одри, ну когда уже ты поймешь, что мир — это все, что тебя окружает, а не только то, что находится у тебя под носом? Смотри, вот тут даны объяснения по поводу этих витражей и изображенных на них сцен. — Виолетта протянула дочери путеводитель. — Бинокля у нас нет, но, мне кажется, мы и без него сможем все увидеть.

Одри открыла путеводитель и стала поспешно листать, пока не дошла до западного окна-розы, напротив которого она сейчас стояла. Ее взгляд начал перескакивать с окна-розы на страницу, со страницы — на окно-розу, причем Одри прищуривала глаза, чтобы получше рассмотреть еле различимые с такого большого расстояния детали.

— Знаешь, а я ведь изучала в университете антиквариат и старинное декоративное искусство. — Одри произнесла эти слова, продолжая смотреть то на страницу путеводителя, то на окно-розу. — То, что я тогда узнала об этих окнах, меня потрясло, потому что большинство из них — очень ценные витражи. Когда-то давно жили знаменитые французские стекольщики, братья, их фамилия, по-моему, была Момежан… — Одри все еще перебегала взглядом от путеводителя к окну-розе и обратно. — Насколько я помню, каждое окно разделено на секции, которые нужно рассматривать слева направо, но не сверху вниз, а снизу вверх, то есть от земли к небу… Понимаешь? — спросила Одри у матери, даже не глядя на нее. Она словно разговаривала сама с собой. — Вот на том окне «Древо Иессеево». Оно показывает генеалогию Христа — начиная с Иессея, отца Давида, и заканчивая Иисусом Христом, изображенным здесь сидящим на троне. На втором окне — земная жизнь Христа, на третьем — страсти Христовы и воскресение Христа. Посмотри вон туда: это — торжественный въезд Иисуса в Иерусалим в Пальмовое воскресенье… Видишь? — Одри по-прежнему разговаривала как бы сама с собой. — Вон там — ангелы склоняют головы перед небесным престолом, а в верхней части — Мария и младенец с нимбами над головами. — Одри радостно заулыбалась. — А я-то думала, что уже забыла обо всем.

Она наконец повернулась к матери и посмотрела на нее:

— Ты можешь мне объяснить, почему так задумчиво разглядываешь эти концентрические круги, которые никуда не ведут?

— А я их никогда раньше не видела. Только и всего. Мне тут все интересно. Кроме того, я жду тебя. — Виолетта с серьезным видом посмотрела на Одри.

— Слушай, а все-таки здорово, что мы купили этот путеводитель! Просто замечательно!

— Да. — Виолетта выхватила путеводитель из рук дочери и начала листать. — Посмотрим, что еще здесь интересного.

Мать и дочь углубились в путеводитель, читая описания изображенных на витражах сцен и затем, прищурив глаза, всматриваясь в эти витражи. Женщины стали ходить по собору, время от времени издавая восхищенные возгласы, пока не осмотрели все витражи. Затем они спустились в склеп — самый большой во Франции. Оттуда снова вернулись в собор и уселись на одну из скамеек, чтобы немного отдохнуть и рассмотреть внутреннее убранство храма. То, что они здесь увидели, потрясло их.

— Впечатляюще, — прошептала Одри.

Виолетта ничего не ответила. Одри снова стала зачарованно разглядывать то, что ее сейчас окружало. Время от времени она поднимала глаза и вертела головой, чтобы рассмотреть свод собора и то, что находилось у нее за спиной. Затем опять начинала разглядывать витражи, но уже все вместе, любуясь тем, как сквозь них струятся солнечные лучи, создающие при этом своего рода объемную разноцветную мозаику. Одри вдруг осознала, что ее мать в течение всего путешествия всячески стремилась открыть ей глаза.

— Забавно. Мы ни с того ни с сего вдруг вспоминаем о том, что считали уже давно забытым. Работа в музее не оставляла мне много свободного времени, и поэтому я почти не ходила на аукционы и не заглядывала в антикварные магазины… Тебе, помнится, нравилось там бывать.

— Да, хотя я ничего не понимаю в антиквариате. Я ходила смотреть на то, о чем прочла в каком-нибудь журнале и что можно было бы купить для нашего дома.

— В «Виллоу-Хаусе» есть несколько ценных предметов. Я имею в виду не драгоценности, а старинную мебель…

— Как ты, видимо, понимаешь, в «Винди-Коттедже» такой мебели не будет.

Одри, едва не подпрыгнув на скамье, уставилась на мать.

— Ты хочешь сказать, что продала дом вместе со всем, что в нем находилось?

— А как, по-твоему, я должна была поступить?

— Но, мама… — Одри все еще не верила своим ушам. — Это ведь наша фамильная мебель… Среди нее были старинные, но при этом хорошо сохранившиеся предметы…

Виолетта начала сердиться.

— Так ведь это не я решила, что «Виллоу-Хаус» — слишком большая резиденция для одинокой вдовы. Это вы убедили меня, что мне следует продать дом и подобрать себе что-нибудь поменьше.

Одри вспомнила, что она в свое время не захотела вникать в детали, и пожалела о том, что так поступила. Ей нужно было найти себе оправдание, хотя она и знала, что вряд ли сумеет это сделать. Она оставила мать одну под натиском своего брата.

— Я тебе не говорила, чтобы ты продавала дом. На этом настаивал Сэм.

Одри показалась себе маленькой девочкой, пытающейся избежать наказания.

— Да, но я что-то не помню, чтобы ты высказала хотя бы одно возражение против того, что тогда происходило. Мы все были к этому так или иначе причастны. — Виолетта вдруг осознала, что невольно сказала сейчас то, чего ей, наверное, говорить не следовало, и попыталась исправиться еще до того, как Одри обидится. — Я хочу сказать, что, исходя из завещания твоего отца, мы все трое являлись владельцами дома. Так что решение о продаже «Виллоу-Хауса» принимала не я одна.

— А дядя Арчи не имел к этому никакого отношения.

— Именно так. Когда умерла Дженни, ее доля в наследстве перешла к твоему отцу, а когда умер и он, все унаследовали мы втроем: одна половина — мне, а вторая половина — тебе и Сэму. Однако твоя доля должна была бы вернуться в семью, если бы с тобой случилось что-нибудь еще до того, как у тебя появились бы дети. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду… Нужно было сохранить имущество внутри нашей семьи. Так что, как видишь, не я одна принимала решение.

— Ты права, я тогда не возражала против продажи дома, — печально кивнула Одри. — Я слишком долго прожила вдалеке от «Виллоу-Хауса» и считала, что когда-нибудь и у нас с Джоном появится что-нибудь подобное. В тот момент фамильный дом не имел для меня большого значения. Мне он был не нужен, и я за его судьбу не переживала.

— Ты думала, что Джон захочет уехать в глушь, чтобы жить неторопливой жизнью вдалеке от мегаполиса?

Виолетта изумленно уставилась на дочь.

— Но ведь… очень многие бизнесмены поступают именно так. Они работают в Лондоне, а живут в двух-трех часах езды от него. А то и дальше.

— Ну да. И ты полагала, что Джон захочет стать одним из таких бизнесменов. — Виолетта пристально посмотрела на нее. — Послушай, Одри, я не знаю, помнишь ли ты, что Джон был совсем не в восторге от выездов на природу. Он заставлял себя в них участвовать, потому что он — галантный джентльмен, никогда не позволяющий себе вести себя бестактно. Не то что твой брат, который, когда его приглашают на пикник, тут же в пренебрежительной форме отказывается. В душе Джон, по-видимому, не такой уж и джентльмен, но он все же всегда старался вести себя очень вежливо…