Читать книгу - "Не дразни меня - Ольга Сергеевна Рузанова"

- Как он сдох, Адам? - вдруг резко переводит тему.

- Это не мы.

- Я понимаю, - проговаривает спустя пару секунд, - Вы бы не стали повторяться, верно?

- Верно, - цежу, чувствуя, как мгновенно вскипает кровь, - Мы не стали бы вообще об него мараться. Он прекрасно справился сам.

- Безутешная вдова требует экспертизу.

- Пусть делают. Мы не имеем к этому никакого отношения.

- С девчонкой твоей что? Разные слухи ходят...

- Ничего. Она возвращается в семью. Я обещал, что отпущу, как только помрет ее отец.

- И что?... Прям отпустишь?

Приглушенная на время спиртным и похмельем тупая боль снова разливается в груди. Она предатель. Предатели не заслуживают понимания и прощения.

- Да.

- Не руби с плеча. Потом жалеть будешь.

Отключаюсь и отбрасываю телефон в сторону. Закрываю глаза сгибом локтя. В ушах тут же ее истерические выкрики звенеть начинают.

«Ублюдок... Убийца... Сдам московским»

Нет. Жалеть я точно не буду. Она была и остается Турчатовой. Пусть живет и чтит память любимых брата и отца и проклинает Литовских. У них это, видимо, на генном уровне заложено.

Наш брак с уродливыми вводными данными заранее был обречен на уродливый финал.

Чувства не в счет - я просто заигрался.

Глава 48

Ярослава

Похороны забрали последние мои силы.

Было очень много народу. Папины партнеры, друзья и даже одноклассники, которые с выпуска в школе ни разу с ним не встречались.

Приехали родственники с Запада и из-за границы. Мамины сестры и тетушки, племянники и племянницы, с которыми я не знакома.

Была пресса, блогеры и недоблогеры фотографировали его в гробу и тут же на своих каналах выдвигали собственные версии.

Мама плакала, причитая, что нет в жизни справедливости, что сила не в правде и законе, а у тех, у кого больше денег.

Я опустошена. Раздавлена в крошево.

- Поднимись к себе, - шепчет она, остановившись надо мной.

Я полулежу в кресле в гостиной без сил даже скинуть туфли. От седативных, что дает мне мама притупились боль, скорость реакции и острота восприятия. Внешние раздражители почти не раздражают.

- Некрасиво, Ясь.... - шипит, не размыкая губ, потому что на диване за её спиной разместилась родня из Казани.

- Ухожу, - поднимаюсь на ноги и плетусь на выход.

На панели из красного дерева установлен перетянутый черной атласной лентой портрет отца. Даже сейчас в его направленном на меня взгляде нет одобрения. Я продолжаю разочаровывать его и после смерти?

Поднимаюсь по широкой лестнице и, оказавшись в своей комнате, наконец, снимаю туфли. Три шага, я и падаю на кровать.

Поспать бы, но чувствую, не получится. Уже четыре дня не получается ни расслабиться, ни отдохнуть. Нахожусь в каком-то анабиозе. Все происходящее воспринимается как тягучая, липкая, растянутая во времени субстанция.

Понимаю разумом, что так не навсегда. Шок пройдет, и я окажусь лицом к лицу с новой реальностью. А пока.... пока просто муторно.

Пора прекращать пить успокоительные.

Набираю полную грудь воздуха и медленно его выдыхаю, а затем поворачиваю голову и смотрю на сваленные в кучу чемоданы с моими вещами.

Их привезли от Литовских два дня назад.

Мне дали вольную.

Сильно зажмуриваюсь. Слез нет, потому что внутри пустыня. Они вышли в первые сутки после аварии, а потом там всё высушило.

Перевернувшись на живот, прячу лицо в подушке. Не хочу об этом думать! Не хочу, нет сил!

Не хочу сейчас гадать, кто прав, а кто виноват. Не хочу знать, кто лжет.

Мне нужно хоть немного покоя!

В дверь коротко стучат и сразу входят. По шагам и запаху еды понимаю, что это мамина новая кухарка Ирина.

- Ясенька, поешьте немного.

- Я не голодна.

- У вас стресс и нет аппетита, но это не значит, что вы не голодны, - проговаривает женщина терпеливо.

- Я поем. Оставьте. Спасибо.

Она уходит. Я долго лежу, не шевелясь. Как только закрываю глаза, перед мысленным взором встает лицо лежащего в гробу покойного отца.

Желтоватая восковая маска и презрительно поджатые губы, будто он не уважает ни одного из пришедших проститься с ним.

А ещё сложенные на груди руки. Левая кисть из-за перелома была вывернута немного неестественно. Я не знаю, почему этот момент запечатлелся в памяти особенно ярко.

Чуть позже, когда за окном становится совсем темно, дверь открывается, и в комнату входит мама. Зажигает верхний свет и подходит к окну, чтобы опустить жалюзи.

От неё пахнет духами.

- Не спишь?

- Нет, - отзываюсь охрипшим от долгого молчания голосом.

- Я скажу, чтобы Ирина принесла тебе снотворное.

- Не надо....

- И тебе нужно поесть, - смотрит на нетронутый ужин, а затем переводит взгляд на неразобранные чемоданы.

Молча заламывает бровь.

Я должна была заняться этим накануне похорон?...

- Зачем ты рассказала всем, что на папу было совершено покушение? - спрашиваю негромко.

- А разве не понятно? - удивляется мама, - Чем больше людей будут знать о том, что его убили, тем лучше для нас.

- Экспертиза ещё не готова.

- Они её купят, я уверена.

Повернувшись набок, наблюдаю за тем, как она усаживается на край кровати и разглаживает юбку на коленях.

- В прошлый раз не покупали, - намекаю на смерть Марата.

- Обстоятельства изменились. Сейчас они предали оказанное им доверие. Такое не прощается.

«Все вышло так, как мы хотели. Ублюдок сдох. Выдыхай, брат»

Поэтому Адам был так напряжен в последнее время? Они с Яном готовились к убийству? Поэтому пропадал ночами?

- Что ты будешь делать, если они купят экспертизу?

- Потребую вмешательства московских, - обещает запальчиво, - Они обязаны поддержать нас и не позволить, чтобы Литовские отобрали все, что осталось от твоего отца!

- Им ничего не нужно. Они только его ненавидели.

- Они всех нас ненавидят!...

- Нет, - смеживаю веки, потому что яркий свет режет глаза.

У Адама не было ко мне ненависти. Все, что угодно, только не ненависть. Может, даже любовь, но недостаточно сильная для того, чтобы сдержать данное мне слово.

- Если потребуется, мы поедем в Москву, Яська. Литовских пора прижать. Пусть отвечают за то, что сделали.

- Я не хочу...

- Кстати, где Ленька? Ты знаешь?... - неожиданно меняет тему.

Пульс за секунду разгоняется до ста. Живот сводит.

Это ведь он