Читать книгу - "Светоч - Лариса Шубникова"

Влада кивнула старому, да и пошла догонять горемычную молодайку. Та летела, себя не помня!

– Юстина, постой! – Владка подобрала подол запоны, побежала за быстроногой. – Куда ты?! – смеялась, задыхалась.

– Меня, меня подождите! – за спиной Влады топотал Исаак, кричал и руками махал, что та птица крылами.

Юстя упыхалась, встала на высоком берегу Волхова и обернулась. В глазах то ли слезы, то ли радость. Владка подлетела, встала опричь, а потом и Исаак – черноглазый, белозубый. Переглянулись и захохотали, как дурные.

– Куда ж мне… – Юстя утерла рукавом слезы смешливые и наново запечалилась. – Надо повидаться…

– Не надо, – Владка голосом надавила. – Не ходи. Марюс уж прошедшее. Ступай, не оглядывайся. Исаак сведет тебя на подворье. Там подруга моя, Беляна. Возьмет тебя на торг подмогой. Ступай, Юся, не испытывай боле терпения Лады Пресветлой. Ей поклонись, она вразумила.

В тот миг звон пошел, да тихий, нежный. Владку окатило теплом нежгливым; рука сама потянулась к Светочу. А он, окаянный, новым узором расцветился! Вязь лазоревая сплелась с багрянцем, сияла нестерпимо, но боли не добавляла, а вовсе наоборот. Дышать стало легче, привольнее, а по жилам сила потекла немалая.

– Влада, – Исаак дергал за рукав. – Очнись.

– Чего ты… – махнула рукой. – Ступайте.

Те и пошли, оглядываясь, а когда скрылись за малыми сосенками, Владка и обратилась к небесам, что синим куполом прикрыли Новоград:

– Благо тебе, Пресветлая! Лада-матушка, за что ж одарила теплом? Ведь Нави подчинилась, Ягине требы кладу. Ужель сжалилась, согрела? – ответа не дождалась, услыхала только топот копыт.

Обернулась и увидала Глеба верхами – корзно по ветру, улыбка – шире некуда.

– Влада, вот ответь, как на духу, с чего тебя искать надо по всему граду? – остановил коня, выговаривал шутейно, глядя сверху вниз. – В дому тебя нет, у Сухоты тоже. Ужель соврала рыжуха, когда на чужое подворье отправила? Еще и золотой просила.

– Зачем ищешь, Глеб? – улыбнулась, зарумянилась и пошла тебе по тропке. – Не искал бы, золотой при тебе остался. – услыхала топот за спиной, разумела – за ней подался.

– Так он при мне и остался, – хохотнул воевода. – Пришлось пугать Беляну.

Влада обернулась, заглянула в темные блескучие глаза Глеба и бровь изогнула гордо:

– Золота пожалел? А ведь хвастался, что богатый? Может, жадный ты, воевода?

– За тебя ничего не жаль, – ожег взглядом. – Но уж больно потешно Белянка глаза пучит. Как лягуха с Ладоги. Есть там такие рыжие, бокастые.

– Я там не была никогда, – вздохнула печально. – Да и не буду. Говорят, места там чудесные. Дива в них много.

– Нашла об чем сокрушаться, – поровнял коня с ведуничкой, руку протянул. – Садись, свезу.

– Вот еще, – фыркнула, отвернулась еще и волосы на спину перекинула, мол, отлезь.

– Напрасно ты, Влада, отлуп даешь, – потешался. – Конь у меня справный, сам я такой хороший, что слов не хватит рассказать. Соглашайся, красавица, на всю жизнь запомнишь.

Владка смех давила, шла по тропке меж кривых сосенок, радовалась Глебу так, как никому иному:

– Коня-то уж точно запомню. Долгогривый, крепкий. Бока крутые, ноги сильные. И смотрит так, будто говорить со мной хочет, – Влада остановилась и погладила мягкую конскую морду.

– Добро, – не растерялся Чермный. – Пусть конь. Влада, тут вот какая беда, без меня он и шагу не ступит. Не обессудь, с вами поеду. Сидеть буду смирно, обнимать стану крепко, чтоб не сверзилась ты.

– Ой болтун, – не выдержала ведунья, прыснула смешком легким. – Глеб, ты за делом каким или позубоскалить?

– И так, и сяк, Влада, – коня придержал, спешился и пошел рядом с ведуньей. – На тебя хотел глянуть и попрощаться, – брови изогнул горестно.

Владка затрепыхалась, затревожилась и к Глебу подалась:

– Куда? – ухватила за ворот рубахи.

– Удушишь, ведунья, – радовался, как дитя прянику печатному. – Отпускать не хочешь? Так с собой возьму. Даже злата не стребую, поцелуем разочтись. Лучше десятком.

– Ах ты… – пнула кулаком широкую Глебову грудь.

– Во как, – брови возвел, будто изумлялся. – Владка, это не поцелуй вовсе. Давай покажу, как надо, – и сунулся к ведунье.

Влада с смехом отскочила и бросилась по тропе, отбежала шагов с десяток и обернулась к шутейнику:

– Глебка, вот не страшно тебе над волхвой потешаться? А ну как помщу? – И любовалась пригожим парнем, что стоял посреди тропки, улыбался и взглядом горячим тревожил.

– Влада, – улыбку с лица смел, вздохнул, – правда, проститься пришел. Сейчас на насаду и по Волхову вниз. Князь отправил в Бобры спешно. А оттуда я за матушкой. К себе заберу.

Влада едва слезу не уронила, помня, как зарок ей давал. И ведь сдержал, не забыл, сдюжил. Потому и кинулась к Чермному, обняла:

– Благо тебе, Глебушка, – поцеловала легонько и отступила быстро.

– Сладко, ведунья. Жаль, мало, – ухватил за руку и к себе потянул. – Скупо отжалила.

– Глеб, пусти, – противилась. – Не ровен час увидят. Не шутки шучу, беду чую.

Чермный и слушать не стал, обнял покрепче к себе прижал:

– Дождись, Влада, – шептал на ухо, целовал пушистый завиток у виска. – Одну не оставлю, дядька Вадим при тебе будет. Обещался глаз не спускать.

– Себя береги, – толкнула легонько от себя.

– Опять гонишь? – печалился.

– Глеб, тьму раз говорила, не надо тебе опричь меня быть. Что ж ты неслух такой? – укоряла, а сама едва слезы не лила, боясь утратить его жар и отраду свою.

Чермный отвернулся, ухватил коня за поводья и в седло поднялся. Уж оттуда молвил:

– Чего ж мне тебя слушать, коли ты меня не слышишь? Влада, все равно моей станешь, так зачем противишься?

– Вон как, – насупилась. – А меня спросил? Хочу ли твоей стать? Глеб, я вольная. Сама выбираю с кем быть и с кем жить.

– Еще не выбрала? – удивился потешно. – Миг назад я сам себя целовал? И сам к себе обниматься лез? Не инако макушку мне напекло. Блазнится всякое, – головой покачал.

Пришлось отворачиваться, прятать румяные щеки от воеводы Новоградского:

– Добрый путь, Глеб, – всего-то и сказала.

– Счастливо оставаться, любая.

Уж после услыхала топот копыт, что и затих вскоре. Если Владка не обернулась, так только потому, что увидала как через тропку да на улочку, что вела к торжищу, шел Сухотый, вел за собой парня – крепкого и красивого – приговаривал:

– Шевелись, Марька. Ладья уйдет!

Улыбнулась ведунья делу рук своих, а потом и вовсе дурное на ум вскочило. Бросилась по тропе, хотела успеть к причалу насадному и взмахнуть рукой на прощание Глебу. Знала, что нелепие, разумела, что беда придет, если увидят люди, но себя не пересилила.