Читать книгу - "Танго на троих - Алиса Перова"

Диана

Уже несколько минут я гипнотизирую дверь Дашкиной квартиры. Может, не сегодня?.. А когда – ещё лет через пятнадцать? Решительно нажимаю кнопку звонка и жду. Дверь открывается без предварительного «Кто там?», и передо мной предстаёт тётя Зина, Дашкина мама. Она, как всегда, с высокой причёской, ярко накрашенными губами, в парадном халате длиной в пол и запредельно глубоким декольте – удивительная женщина.

– Девушка, Вы к кому? – тётя Зина рассматривает меня с подозрительным и бесцеремонным любопытством.

Неужели она до сих пор патологически ревнует своего мужа и любую женщину воспринимает, как потенциальную соперницу? Раньше именно так и было, и эта воинственная хранительница семейного очага никогда не позволяла себе расслабляться и круглосуточно была начеку и во всеоружии. Дашка говорила, что ей самой лишь пару раз удалось застать свою мать врасплох – без макияжа и причёски. Столько времени прошло, а тётя Зина по-прежнему на страже. Неужто дядя Витя до сих пор пошаливает?

Я тороплюсь развеять подозрения грозной женщины и, широко улыбнувшись, прерываю затянувшуюся паузу:

– Здравствуйте, тёть Зин, а Даша дома?

Она внимательно всматривается в моё лицо… охает, всплеснув руками, и восклицает:

– Динка, ты, что ли?!

– Я, тёть Зин… – смущённо пожимаю плечами, став на какой-то миг прежней Динкой. – Как думаете, не сильно я опоздала с визитом?

– Господи, – она качает головой, прижимая ладони к груди, но вдруг распахивает объятья: – Да иди хоть обниму тебя, пропащая. А тут ведь темно… да я и не разглядела тебя. Ох, Динка-а-а…

Мы обнимаемся, тётя Зина причитает, потом начинает расспрашивать меня взахлёб обо всём, но, вдруг опомнившись, извиняется за свою болтливость и провожает к Дашкиной комнате.

Вхожу, и две блондинки поворачивают головы в мою сторону. Девочка смотрит с любопытством, а её мама… с широко распахнутыми глазами она прижимает ладонь ко рту и шепчет:

– Динка, сучка, ты… ты почему такая молодая и красивая? – а по её щекам уже бегут потоки слёз.

– Так ты от зависти рыдаешь, коза престарелая? – спрашиваю охрипшим голосом, сморгнув навернувшиеся солёные капли.

Дашка с диким воплем кидается ко мне и стискивает в объятиях. Ощупывает, встряхивает, снова обнимает, целует и, всхлипывая, приговаривает, ну какая же я всё-таки сучка. Старая песня!

Первые эмоции улеглись, и подруга знакомит меня с Анечкой, своей уменьшенной копией. Я вручаю малышке подарок – красивую и моднющую сумку-ранец со спрятанной внутри куклой, Анечка пищит от восторга, а Дашка возмущается:

– Ну, ничего себе сумочка, да я бы и сама от такой не отказалась!

– Не завидуй, для тебя тоже кое-что найдётся, – утешаю я Дашку и достаю подарок для неё.

Дашка восторженно ощупывает черную кожаную сумку, проверяет вместимость и, когда обращает внимание на бренд, округляет глаза и бормочет недоверчиво:

– Да ладно, Динка, это то, что я думаю? Это что, действительно Prada?

Я закатываю глаза.

– Нет, Дашунь, на центральном рынке прикупила по случаю и подумала, что тебе подойдёт.

– Ага, я так и подумала, – пищит Дашка, прижимая к груди подарок. – Динка, обалдеть, ты запомнила. Да я, когда мечтала о ней, то даже не представляла, сколько она стоит и как вообще может выглядеть. Просто выпендривалась по-детски, а ты запомнила. А кстати, я ещё о «Мерседесе» грезила, помнишь?

– Неа, – вру я, и мы обе хохочем.

Уже полночь, а мы сидим в тесной Дашкиной кухоньке и никак не можем наговориться. Перемыли все кости Таньке Зайцевой, пожалели Витюшку – как две базарные кумушки, честное слово. Дашка рассказала о своей неудавшейся личной жизни – вышла замуж по залёту, но усердно пыталась убедить себя, что по любви. Недолго пыталась – постоянные загулы и тунеядство мужа очень скоро поставили жирную точку в их совместной жизни. Потом мы с Дашкой долго вспоминали своё детство и оплакивали нашу бедную Янку.

После моей эмиграции девчонки ещё продолжали дружить, но что-то надломилось в их отношениях. То ли я была связующим звеном между ними и заодно сдерживающим фактором, не позволяя их постоянным конфликтам разгореться в серьёзную ссору, а может, их отношения изжили себя сами… Но когда, три года назад погибла Янка, Дашка даже не сразу узнала об этом, а теперь беспощадно терзает и винит себя за то, что не уберегла подругу от сомнительных друзей.

Янка в то время развелась с мужем и воспитывала двухлетнего сына. Отчаянно скучая, она влилась в местную компанию бездельников и свой досуг проводила с ними. Стала часто выпивать и пропадать из дома по несколько дней. А закончилась её разгульная жизнь очень трагично – Янка утонула в реке, будучи пьяной в стельку. И даже её собутыльники вспомнили о ней лишь спустя полдня, и только тогда подняли тревогу. Вот так и не стало нашей Янки, а её маленького сына забрал в свою семью Янкин старший брат.

– Ты ни в чём не виновата, Даш, – я погладила зарёванную подругу по плечу. – Просто нашей Янке не хватило силы воли и везения.

– Прости меня, Динка, – тихо говорит Дашка и снова порывисто обнимает меня.

Мы обе понимаем, о чём она просит. Моя импульсивная защитница до сих пор чувствует свою вину за моё долгое молчание. Но разве я имею права осуждать ту тринадцатилетнюю школьницу, которая ради меня пыталась добиться справедливости в несправедливом мире. Моя Дашка, как открытая книга – все эмоции наружу, всю свою душу мне вывернула, все тайны рассказала. Даже покаялась, что с мужиком женатым крутит, но внезапно как будто устыдилась и свернула тему.

А вот я так и не смогла рассказать о себе. Не то чтобы Дашка стала для меня чужой… Нет, мы встретились, и мне даже показалось, будто нет этой многолетней пропасти, и Дашка всё та же – родная, любимая. Вот только я стала другой. И вся моя заграничная жизнь – не увлекательный шопинг, красные дорожки и приятели-знаменитости. Всё это лишь внешняя красивая оболочка, праздничная упаковка, под которой стонет и трепещет израненное сердце и скрипят стальной стружкой надорванные, но неубиваемые нервы. А как они опасно напряглись после невинного Дашкиного вопроса о детях… Нет, не готова я к таким откровениям.

– Это ты прости меня, подруга, – шепчу я, прижимаясь к Дашке, и в её объятиях меня окутывают ощущения грусти и блаженства.