Читать книгу - "Французова бухта - Дафна дю Морье"

Они словно оцепенели. Ни один не двинулся с места, ни один не проронил ни слова – все сидели как вкопанные и смотрели на француза, который с улыбкой протягивал руку за драгоценностями.

Их было двенадцать, двенадцать против пяти, но пятеро держали в руках пистолеты, а двенадцать только что плотно поужинали и понимали, что шпаги, висящие в ножнах на боку, вряд ли будут для них хорошим подспорьем. Юстик, правда, все еще стоял в дверях, но после того, как Люк Дюмон подошел к нему и ткнул пистолетом под ребра, он волей-неволей вынужден был закрыть дверь и запереть ее на засов. А с галереи уже спускался Пьер Блан со своим напарником. Разойдясь в противоположные концы длинного зала, они застыли по углам, готовые, как и обещал их главарь, уложить на месте любого, кто осмелится вытащить оружие. Рокингем стоял, привалившись к стене, и не отрываясь смотрел на кинжал, направленный на него. Он молчал и лишь время от времени проводил языком по губам. Спокойней всех был, казалось, сам хозяин: плюхнувшись обратно на стул, он поднес ко рту полупустой стакан и с легким недоумением уставился на вошедших.

Дона вынула из ушей серьги и вложила их в протянутую руку пирата.

– Все? – спросила она.

Он показал концом шпаги на ожерелье.

– Еще вот это, с вашего позволенья, – сказал он, слегка приподнимая одну бровь. – А то, боюсь, мой юнга останется недоволен. И браслет тоже, если не возражаете.

Она сняла браслет и ожерелье и молча, без улыбки, протянула ему.

– Благодарю, – сказал он. – Судя по всему, вы уже оправились от болезни?

– Мне казалось, что да, – ответила она, – но не удивлюсь, если после вашего вторжения разболеюсь снова.

– В самом деле? – сочувственно произнес он. – Какая жалость, я себе этого не прощу. Мой юнга тоже иногда страдает от простуды, но стоит ему подышать морским воздухом, все как рукой снимает. Отличное средство, советую вам попробовать.

Он сунул драгоценности в карман, поклонился и отвернулся от нее.

– Лорд Годолфин, если не ошибаюсь, – проговорил он, останавливаясь перед его светлостью. – Очень рад. Когда мы виделись в последний раз, я, помнится, одолжил у вас парик. Что поделаешь, я и на него поспорил со своим юнгой. Зато теперь можно ограничиться чем-нибудь менее существенным.

С этими словами он поднял шпагу и срезал орденскую ленту со звездой, висящую на груди Годолфина.

– Оружие, к сожалению, я тоже вынужден у вас забрать, – заявил он, и шпага Годолфина вместе с ножнами упала на пол. А француз отвесил поклон и повернулся к Филипу Рэшли. – Добрый вечер, сэр, – проговорил он. – Надеюсь, вы немного поостыли с прошлого раза. Благодарю вас за "Удачливый".

Чудесный корабль! Боюсь только, что теперь вам его не узнать: наши мастера оснастили его заново и покрасили в другой цвет. Вашу шпагу, сэр. И потрудитесь вывернуть карманы.

На лбу у Рэшли вздулись жилы. Он тяжело пропыхтел:

– Вам это даром не пройдет, черт возьми.

– Возможно, – ответил француз. – Ничто в этом мире не дается даром.

Но платить пока приходится вам.

И он пересыпал золотые монеты из кармана Рэшли в кошелек, висящий у него на поясе.

Затем он медленно двинулся вокруг стола, и каждый из гостей по очереди отдавал ему свое оружие, вручал деньги, снимал с пальцев перстни, вытаскивал из галстуков булавки. А француз, посвистывая, переходил от одного к другому и, наклоняясь время от времени к вазе с фруктами, отщипывал несколько виноградин. Один раз, когда толстяк из Бомина замешкался, стягивая перстни с заплывших жиром пальцев, он даже присел на край стола, уставленного серебром и фарфором, и налил себе вина из графина.

– У вас неплохой погреб, сэр Гарри, – промолвил он. – Однако, если бы вы дали этому вину полежать еще несколько лет, оно только выиграло бы. У меня в Бретани было с полдюжины таких бутылок, но я имел глупость выпить их раньше срока.

– Какого черта!.. – заплетающимся языком проговорил Гарри. – Да как вы…

– Не беспокойтесь, – улыбнулся француз, – я мог бы, конечно, взять у Уильяма ключ от погреба, но мне не хочется лишать вас удовольствия отведать это вино лет через пять.

Он почесал ухо и покосился на перстень, сиявший на руке сэра Гарри.

– Какой красивый камень, – заметил он.

Вместо ответа Гарри сдернул перстень с пальца и швырнул французу в лицо. Тот поймал его на лету и поднес к свету.

– Ни единого изъяна, – сказал он. – Большая редкость для изумруда.

Впрочем, отнимать его у вас было бы просто грешно. Вы и так отдали мне слишком много.

И он с поклоном вернул перстень супругу Доны.

– Ну а теперь, господа, – проговорил он, – у меня к вам последняя просьба. Возможно, кому-то она покажется неделикатной, но выбирать, как говорится, не приходится. Мне, видите ли, хотелось бы вернуться на корабль, но боюсь, что это не удастся, если я позволю вам созвать часовых и устроить за мной погоню. Поэтому, господа, извольте снять ваши штаны и передать их моим друзьям. А заодно и чулки с башмаками.

– Боже всемогущий! – простонал Юстик. – Неужели вам мало наших унижений!

– Сожалею, господа, – улыбнулся француз, – но таковы мои условия. Да вы не беспокойтесь, ночи сейчас теплые – как-никак середина лета. Не угодно ли пройти в гостиную, леди Сент-Колам? Думаю, что господа не захотят раздеваться при вас, хотя наедине каждый из них наверняка проделал бы это с огромным удовольствием.

Он распахнул перед ней дверь и, обернувшись, крикнул в зал:

– Даю вам пять минут, господа, и ни секундой больше. Пьер Блан, Жюль, Люк, Уильям, проследите, чтобы все было в порядке, пока мы с ее светлостью обсудим кое-какие важные вопросы.

Он вышел в гостиную и плотно прикрыл за собой дверь.

– Итак, леди Сент-Колам, гордая хозяйка Нэврона, – произнес он, – не хотите ли и вы последовать примеру ваших гостей?

И, отбросив шпагу на стул, он с улыбкой повернулся к ней. Она подошла к нему и положила руки на плечи.

– Откуда в тебе столько безрассудства? – спросила она. – Столько безудержной дерзости? Разве ты не знаешь, что окрестные леса черны от часовых?

– Знаю.

– И все-таки решился прийти?

– Чем рискованней предприятие, тем больше шансов на успех – я не раз в этом убеждался. К тому же я не целовал тебя целых двадцать четыре часа.

Он наклонился и сжал ее лицо в ладонях.

– О чем ты подумал, когда я не вернулась к завтраку? – спросила она.