Читать книгу - "Одинокие сердца - Итсасо Лосано Мадарьяга"

Виолетта заметила, что Одри не очень-то хочется проводить уик-энд в Лондоне. Возможно, она не просто уехала, а сбежала из этого города, и теперь ей не хотелось так быстро туда возвращаться, пусть даже всего на пару дней и лишь для того, чтобы побродить по магазинам. Однако Виолетта не собиралась отказывать себе в удовольствии погулять по городу в компании дочери. Она уже давно не позволяла себе никаких развлечений, и хотя ей, в общем-то, очень нравилось в Бартон-он-де-Уотере; она иногда скучала по бурной жизни большого города. Виолетта решила, что на этот раз будет ходить по магазинам, сколько ей вздумается, и если ей это понравится, то, возможно, совершит еще один такой «набег» на Лондон перед Рождеством, когда город ярко освещен и учреждения украшают фасады своих зданий, соревнуясь друг с другом в оригинальности и хорошем вкусе.

Одри чувствовала себя свободной. Она не планировала с порога сообщать матери о своих несчастьях. По правде говоря, она вообще ничего не планировала — не считая вступительных фраз, которые девушка, сидя в автомобиле и мысленно готовясь к разговору с матерью, бубнила себе под нос, словно пытаясь выучить их наизусть, и которые были совсем не похожи на то, что она в конце концов сказала. И зачем только она так старательно и долго репетировала? В жизни всегда все происходит совсем не так, как планируешь. Тем не менее, резко сбросив с себя этот тяжкий груз, Одри почувствовала огромное облегчение. С другой стороны, мать — уже в который раз! — очень ее удивила. Одри, конечно же, почувствовала благодарность за то, что Виолетта не засыпала ее упреками («Ты уволилась с работы? В самом деле уволилась? Как ты могла так поступить?..»). Одри прекрасно знала, что мать не станет расспрашивать ее о Джоне до тех пор, пока она сама не захочет более подробно рассказать о разрыве с ним. А вот работа — совсем другое дело. Одри прыгнула в никуда и до сих пор была не уверена, что поступила правильно, и не разобралась в причинах своего поступка. Главное же — она не знала, чем собирается заниматься дальше. Ее жизнь казалась ей головоломкой, которую невозможно разгадать. С чего следует начать? Может, что-то из утерянного еще можно вернуть? А зачем? Что, черт возьми, ей от жизни нужно? Где она сейчас находится? В каком направлении двигаться? В какую дверь ломиться? Эти вопросы словно повисли в воздухе, и Одри не находила на них ответа. Ей не хотелось чрезмерно мучить себя самоанализом, который, скорее всего, ни к чему не приведет. Прошлое изменить нельзя — можно лишь примириться с ним и извлечь из него уроки. Извлечь из него уроки… Эта фраза казалась Одри слишком заумной. Пустые слова, не имеющие никакого смысла. Впрочем, какой-то смысл в них, возможно, и есть, но, какие уроки ни извлекай, все равно опять наступишь на те же грабли. Не стоит забивать голову подобной чепухой, если ты все еще не смирился с тем, что произошло, и если тебе кажется, что твоя жизнь летит в тартарары — словно кто-то резко потянул со стола скатерть, на которой стоял хрустальный сервиз и прочая посуда. В этом случае не так-то просто не допустить, чтобы эта посуда не разбилась вдребезги, и ей, Одри, это не удалось, потому-то она сейчас и собирает кусочки разбитого хрусталя, стекла и фарфора.

Когда Джон ее бросил, Одри охватило отчаяние. Она осознала, что не способна удержать Джона рядом с собой, и почувствовала острую необходимость совершить решительные действия — так сказать, стукнуть с размаху кулаком по столу, с которого слетела посуда, чтобы снять с себя нервное напряжение, — и Одри не пришло в голову ничего другого, кроме как бросить все и поехать к матери. Она понимала, что это не что иное, как бегство, но ей в тот момент именно это и требовалось. Бегство. Одри всегда была импульсивной, подчинялась не столько уму, сколько сердцу, и руководствовалась своими порывами, интуицией, прихотями. Она жила романтическими мечтами, а не практическими соображениями. У нее время от времени появлялась та или иная блажь, и она стремглав устремлялась туда, куда ее эта блажь звала. В свои тридцать два года Одри продолжала вести себя так, словно была еще несмышленой девочкой или же сумасбродной юной девицей. Она даже себе казалась странной.

Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться в Лондон, а тем более — не одной. Она ведь только что удрала оттуда сломя голову, и вот теперь — всего лишь пару дней спустя — придется возвратиться в этот город. «Неприятностей никогда не бывает мало», — подумалось Одри, и она мрачно усмехнулась. Сейчас она шла по Бартон-он-де-Уотеру, восторженно глядя вокруг. Одри пришло в голову, что ей, пожалуй, нет никакой необходимости ехать в долину Луары: вполне хватит и Бартон-он-де-Уотера. Однако они с матерью уже вовсю готовились к поездке во Францию, да и как она сможет вдруг заявить, что они никуда не поедут?! Одри мысленно спросила себя, смогла бы она жить в таком вот маленьком, но очаровательном городке. Здесь все жители, наверное, друг друга знают, и, насколько она успела заметить, молодежи в Бартон-он-де-Уотере маловато. Как люди проводят здесь свободное время? Какие у них развлечения? Отсюда, правда, не так уж далеко до Бедфорда, а тем более до Стоу-он-де-Уолда (ближайшего из более-менее крупных населенных пунктов), однако после долгих лет, проведенных в Лондоне, Одри даже представить себе не могла, как вообще можно жить в таких тихих провинциальных городках. Она изредка наведывалась в Бартон-он-де-Уотер — по каким-то своим делам, — но при этом у нее ни разу не возникло особого интереса ни к этому городку, ни к его окрестностям. Впрочем, она, наверное, поживет немного здесь, у матери, когда вернется из Франции. По правде говоря, Одри еще не знала, что будет делать после того, как завершится ее поездка в долину Луары. Может, она продлит праздное времяпрепровождение и погостит несколько дней у матери. Однако ей не хотелось сейчас слишком много думать и слишком много планировать. Единственное, что ее сейчас занимало, — это предстоящее путешествие. Остальное подождет.

Одри однажды уже побывала в долине Луары, но по служебной надобности. Нужно было организовать выставку художников-прерафаэлитов, и ее отправили подыскать подходящее место. В музее сочли, что раз уж речь идет о прерафаэлитах, то не может быть более подходящего места для выставки, чем какой-нибудь замок с многовековой историей. Одри выделили тогда на поездку всего четыре дня, за которые она успела познакомиться с долиной реки Луары лишь поверхностно. Девушка, можно сказать, галопом носилась от одного замка к другому, выискивая самый подходящий среди них. Так и не приняв решения, Одри вернулась в Лондон, и только потратив несколько часов, чтобы заново перечитать путеводитель и свои путевые заметки, которые она делала, шагая по залам и коридорам замков, девушка поняла, что есть только одно действительно подходящее место — замок Шенонсо. А точнее — Большая галерея, которую по распоряжению Екатерины Медичи построили на мосту через реку Шер, спроектированному в XVI веке Филибером Делормом. Затем Одри потратила несколько месяцев на подготовительную работу: подбирала подходящие произведения, отслеживала те из них, которые хранятся в частных коллекциях и никогда не выставлялись, вела переговоры с французскими властями (в том числе с органами местной власти в долине реки Луары) и с владельцами замка. Когда же все было почти готово, руководство музея вдруг решило поручить заключительную часть этой работы Тимоти Лортону — то есть, по сути дела, собрать плоды ее, Одри, многомесячного напряженного и самоотверженного труда. Самое же неприятное заключалось в том, что Одри приходилось беспрестанно выслушивать замечания Тимоти: как хорошо французы умеют жить, какая у них замечательная кухня и какие прекрасные вина и паштеты, которые ему, Тимоти, не раз доводилось отведать — «все самое-самое лучшее» — и которые осели «вот здесь» (с этими словами он самовлюбленно гладил ладонью свой выпирающий, словно кираса средневекового рыцаря, живот). В музее всегда находился какой-нибудь подхалим, который говорил Тимоти именно то, что тому очень хотелось услышать: «Осели? Где? Твой живот такой красивой формы, что любо-дорого посмотреть. Откровенно говоря, я даже не знаю, как тебе это удается, Тим».