Читать книгу - "Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль - Одри Карлан"

– Его стихотворение напоминает мне о том, что множество людей будет смотреть на мои работы и порой их впечатление будет зависеть от других зрителей, рассматривающих те же картины. Это влияет на то, что они видят. Поэтому современный взгляд на искусство таков: человек, стоящий перед картиной, становится ее частью.

Пару секунд я раздумывала над тем, что он сказал.

– Глубоко копаешь.

Алек покачал головой и улыбнулся, после чего выложил бекон и яйца на тарелки и уселся напротив меня.

– Ешь, ma jolie. Нам предстоит целый день работы в лофте.

– Кстати о целых днях, где моя одежда? – спросила я с полным ртом яичницы.

Перегнувшись через стол, Алек запустил зубы в кусок бекона. Услышав мой вопрос, он нахмурился.

– Какая одежда?

– Одежда, – я сделала размашистый жест рукой. – Ну, то, в чем ты хочешь меня видеть, пока я здесь. Предполагается, что ты снабдишь меня…

Я замолчала, не завершив фразу. Мне было неловко говорить о нашем контракте. Алек ухмыльнулся широкой улыбкой кота, сожравшего канарейку, после чего уперся руками в стол и наклонился ко мне.

– Ma jolie, никакой одежды для тебя нет, потому что в мои планы не входит видеть тебя в одежде. Ты – моя муза, и я хочу любоваться твоим телом, всему его углами и изгибами, насколько это в человеческих силах.

Я моргнула, открыла рот, закрыла его и снова моргнула. Он же не всерьез?

– Ты хочешь, чтобы я расхаживала голышом? Все время?

– Oui, – просто ответил он, словно вся тяжесть мира не заключалась в этом вопросе, как это было для меня.

– Oui? И это все, что ты можешь мне сказать?

Я бросила вилку, громко звякнувшую о тарелку.

– Ты полагаешь, что я стану расхаживать тут, – мои руки снова взлетели в воздух, – без единого клочка ткани на теле?

Алек опять нахмурился.

– Ты стесняешься своего тела, ma jolie?

– Черт! Я просто не верю своим ушам, – вспылила я, тряхнув головой и скрестив руки на груди. – Нет, я не стесняюсь своего тела, ну, почти нет. Конечно, скинуть пару килограммчиков мне бы не помешало, но я не знаю ни единого человека, который чувствовал бы себя свободно, разгуливая весь день в чем мать родила.

– Хм-м, тогда у нас есть небольшое затруднение. Но уверен, мы с этим справимся. Закончи свой завтрак, нам надо спуститься в лофт. Я хочу сделать несколько твоих фотографий до того, как изменится свет, а потом начнем работать с краской.

Закинув в рот последний кусок еды, он подошел к раковине, сполоснул тарелку и поставил ее в посудомойку.

– Пойду соберусь. Остальное обсудим позже, oui?

– Oui, – ответила я нарочито-саркастическим тоном.

Алек покачал головой и метнулся к лестнице. Не прошло и секунды, как он схватил одежду и галопом проскакал к ванной. Еще через пару мгновений я услышала, как шумит душ и натужно гудят древние складские трубы, не справляющиеся с нагрузкой.

Он хотел, чтобы я ходила голой все время. Странный тип, как я и думала. Я закатила глаза и сжала зубы. Он даже не удостоил меня нормальным ответом – просто сказал, что у нас затруднение, ловко сменил тему, а затем смылся. Второй день, похоже, грозил стать не лучше первого. Правда, я видела прекрасное тело Алека полуголым. Это было приятно и, несомненно, давало второму дню преимущество над первым, с его постыдным падением. Но хотя поцелуй прошлого вечера и мог задать жару сегодняшнему идиотизму «я-хочу-чтобы-ты-все-время-была-голой», нагишом я расхаживать не собиралась. Это никоим образом не входило в мой контракт, и я ни на что такое не подписывалась. В самолете я тщательно перечитала контракт, и в нем нигде не было сказано: «Миа добровольно соглашается весь месяц разгуливать абсолютно голой!» Психопат!

* * *

После завтрака Алек помог мне снова спуститься вниз, в свою студию.

– Значит, оба этажа твои? – спросила я, хромая за ним по мастерской.

К моему удивлению, здесь крутилось всего несколько человек, хотя было уже восемь утра. Может, у них был не обычный рабочий день, длящийся с восьми до пяти?