Читать книгу - "Дочь атамана - Тата Алатова"

— Чувствую себя пряником, который макнули в чай, — хихикнула Саша, когда лекарь, все так же морщась, отнес ее обратно в чисто перестеленную кровать. — А теперь мы будем меня вкусно кормить, да?

— Теперь будем, — согласился он и ушел. Саша вдохнула лавандовый запах подушек и подумала, что здесь куда лучше, чем у войскового доктора Петра Степановича, чьи тюфяки были набиты соломой.

Лекарь вернулся с тарелкой гречишной каши и воздушной пышкой, политой каплей вишневого варенья.

— Мамочки, — обрадовалась Саша, — будь вы на тридцать лет моложе, я бы вот прямо завтра замуж за вас прыгнула.

— Ни за что в жизни не женился бы я на наемном дуэлянте, — честно предупредил ее лекарь, — люди старались, собой жертвовали, чтобы ты на свет появилась, а ты этим даром разбрасываешься направо-налево.

— А что это вы мне тыкаете, — возмутилась Саша, немедленно свирепея, — мало того что лезете, куда вас никто не звал, так еще и без всякого пиетета! И пышку я вашу есть не буду, не хватало еще, чтобы вы потом меня своими нравоучениями совсем одолели. Если я начну слушать всякого, кто мимо проходил, то моя жизнь превратится в комедийное представление.

— Вот, значит, как, — засмеялся лекарь, — а кашу-то будешь?

— Кашу буду. Мне нужны силы, чтобы противостоять вашим поучениям.

— А ты, душа моя, не сердись, — примирительно попросил он, все еще улыбаясь, — для человека, который посвятил свою жизнь целительству, дуэли — как красная тряпка для быка. Ну вот что тебя злит больше всего?

— Непрошеные советчики, — огрызнулась Саша и потянулась за ложкой. Если повернуть картинку и посмотреть на нее глазами лекаря, то в его словах был определенный резон. — И монашки.

— Монашки? — удивился лекарь и подвинул ей ягодный взвар.

— Слушайте, ну что я вам все на свете рассказываю? — задалась Саша вопросом. — Как будто вы и взаправду мой добрый дядюшка. Чудо чудное.

— Так отчего тебе монашки пришлись не по нраву?

— А я придумала для себя, что мою маму монашки выкрали, — объяснила она. — Каша, кстати, вкусная, хотя гречиха и есть гречиха. У вас тут все такое волшебное?

У лекаря стало такое вытянутое лицо, словно кто-то ему подсунул под нос клопа-вонючку.

— И зачем твоя мама монашкам? — спросил он сухо.

— Ну это же придумка всего лишь, — Саша вздохнула, — меня в детстве папа монашками пугал. Говорил, буду плохо себя вести, они меня с собой заберут. А они такие все в черном, плачут все время до молятся, бррр! И тут я подумала — а вдруг они мою маму тоже забрали? Вдруг она плохо себя вела? Да мне пять лет было, что вы на меня смотрите, как на раненую лошадь!

— Значит, девочка, которая сражается на дуэлях, боится монашек? — уточнил лекарь. — Причудливая вы, Александра Александровна, барышня!

— Барышня ваша бабушка, а я дочь наследного атамана. Мои предки веками хранят границы империи, так что подайте лучше мне пышку.

— Моя бабушка, — ответил он высокомерно, — была сельской ведьмой и могла порчу навести одним взглядом. Страшная, скажу я тебе, была старушка, я ее обожал до слез.

— Так это вы у нее травничеству научились?

— И у нее, и у матери, и у прабабабки. Я знаешь ли, первый сын за много поколений дочерей. Мама пророчила мне великую судьбу, да вот не вышло.

Она помолчала, разглядывая его вздувшиеся вены на покрытой морщинами шее.

— Уверена, что вы спасли много таких же драчунов, как я, — вежливо проговорила Саша наконец, не зная, как нужно утешать стариков, считавших свою жизнь неудавшейся. — А пышки вкусные, спасибо большое.

Глава 03

Долго лежать в кровати она не умела. Ее кормилица, по-крестьянски суровая Марфа Марьяновна, уж и веревками грозилась привязывать маленькую Сашу, чтобы та не прыгала по вечерам из комнаты в комнату, и отцу жаловалась, и всякими страшилками пугала, и обещала оставить на неделю без леденцов и пряников, да все было без толку.

Гувернантка под номером два, мадемуазель Жюли, изо всех сил стремилась привить своей своенравной воспитаннице любовь к чтению, которое полагала величайшей из добродетелей юных барышень. Саша зевала, слушая про страдания влюбленных дев, скучала от нравоучительных сказаний про трудолюбие и смирение, забавлялась приключениями средневековых рыцарей и обожала разглядывать картинки с пиратами. В итоге у мадемуазель Жюли опустились руки, она объявила, что этакую дикость невозможность обуздать любовью и лаской и без розог она тут бессильна. За что и была немедленно рассчитана разгневанным атаманом.

Ее преемница, Изабелла Наумовна, к романам, по счастью, оказалась равнодушной, зато обожала точные науки. И началась пытка арифметикой и геометрией. Когда Саша поняла, что страдания влюбленных все же были предпочтительнее, было уже поздно.

Изабелла Наумовна, пухленькая старая дева со слабым здоровьем, как ни странно, прижилась в их доме, где всегда было людно и шумно, сбрую или охотничий арапник можно было найти хоть в гостиной, в кадках с померанцевыми деревьями спали котята, по комнатам носились собаки, а в щах время от времени обнаруживались перья.

Теперь уже никто и не задумывался, в чем, собственно, состояли обязанности Изабеллы Наумовны и за что атаман Лядов исправно выплачивает ей жалование.

Сама же она считала себя Сашиной компаньонкой.

Течение жизни в доме Лядовых всегда было стремительным и хаотичным, и тишина лекарского домика принуждала Сашу терзать единственного его обитателя разговорами.

Лекарь, задумчивый и какой-то рассеянный, попытался отделаться от нее книгой заморских стихов, но потерпел неудачу.

— Ручьи, соловьи, трели, — Саша фыркнула, — никогда не понимала, как это умные взрослые люди тратят силы на подобную бесполезность. Лучше давайте в «дурачка», что ли.

— Занятие уж куда полезнее, — иронично откликнулся лекарь. — К твоему счастью, любезная моя Марья Михайловна тоже большая любительница карточных игр, и у меня есть колода.

— Марья Михайловна? — живо переспросила Саша. — Старушка вашего сердца?

— При иных обстоятельствах я бы с большим удовольствием приударил за ней, но я ведь, душа моя, женат.

Его пальцы, мешающие колоду, дрогнули, и карты веером разлетелись по Сашиной кровати.

Она промолчала, пораженная горечью его тона. Оказывается, и старики умеют переживать из-за чувств.

— Марья Михайловна, — явно торопясь вернуться к непринужденной