Читать книгу - "Укрощение герцога - Элоиза Джеймс"

Губы его были поджаты, даже когда он произнес этот вопрос вслух.

Он никогда не любил отца. Он его едва знал. Но всегда считал уважаемым человеком, дорожащим своей репутацией, если не сыновьями.

Гейб смотрел на него без гнева из-под этих черных бровей, точной копии его собственных.

– Ваш отец и моя мать были преданы друг другу. – Рейф сел, не будучи в состоянии представить, что его отец мог быть предан кому-нибудь. – Не думаю, – добавил Гейб, – что вам стоит беспокоиться об алчных братьях и сестрах, которые вдруг выпрыгнут неизвестно откуда.

– Ах, – сказал Рейф, – конечно…

Только дурак мог бы сказать о его матери, что она была предана отцу. Они так редко виделись… Если один из его родителей бывал в Лондоне, то другой непременно жил в это время в деревне.

Повисло молчание. «Мы похожи, как две горошины из одного стручка», – думал Рейф. Гейб, с его крупным телом, хотя и без излишней полноты в стане, с его темными непокорными волосами и большими ногами, с этим четко очерченным ртом и ямочкой на подбородке, с квадратной челюстью, был точно таким, как он. Все в нем было знакомо. Даже то, как Гейб постукивал средним пальцем по подлокотнику кресла, было привычкой Рейфа, когда разговор принимал неприятный для него оборот.

– Возможно, это звучит неправдоподобно, но моя мать очень сожалела о смерти вашего брата, когда услышала о ней. Она считала его замечательным человеком и очень похожим на своего отца.

Рейф быстро взглянул на собеседника:

– Она его знала?

– Да. Я тоже с ним встречался. Когда было оглашено завещание вашего отца, в нем содержалось распоряжение, касавшееся матери и меня.

– Но ведь я присутствовал при чтении завещания! – Рейф почувствовал себя так, будто скачет на жалкой кляче в надежде нагнать табун кровных лошадей. – Я не мог не заметить особого распоряжения.

Гейб пожал плечами:

– Эта его часть не подлежала оглашению. Думаю, что поверенный информировал о ней вашего брата в частном порядке.

– Он был и вашим братом, – поправил Рейф. – К тому же Питер разыскал вас.

Конечно, это сделал Питер. Он хотел убедиться в том, что любовница отца ни в чем не нуждается и хорошо обеспечена. Его – нет, их – старший брат был воплощением джентльмена.

– Его светлость пил чай с моей матерью. И она была очарована им.

Рейф отставил свой напиток.

– Почему вы так медлили, прежде чем сообщить о своем существовании? Питер умер четыре года назад.

Вместо ответа Гейб как-то странно посмотрел на него.

– Вы не похожи на брата.

– Но ведь выходит, что у меня два брата, – сказал Рейф резче, чем собирался.

Гейб не обратил на это внимания.

– Думаю, ваш брат Питер не стал бы просить незаконнорожденного брата называть его по имени. Это было бы так же невозможно, как если бы он прошелся пешком по воде.

Рейф пожал плечами:

– Похоже, что об этом вам известно больше, чем мне.

Через минуту Гейб сказал:

– Я не видел смысла в том, чтобы сообщать вам о моем существовании. Ваш отец был более чем щедр ко мне.

– Если я могу оказать вам какую-нибудь помощь, – уверил его Рейф, – вам следует не колеблясь сказать об этом. Вы мой брат, хотя все время и называете нашего отца моим.

– Не хотите ли подтверждения моего происхождения с помощью вашего поверенного?

Губы Гейба изогнулись таким образом, что в этой гримасе Рейф с трепетом узнал выражение, характерное для его брата Питера. В этом новом брате смешались черты их обоих – его и Питера.

– В этом нет необходимости, – ответил Рейф, достойно встретив взгляд брата. – Мне только жаль, что Питер не счел нужным сообщить мне о вас раньше.

Конечно, Питеру это и в голову не пришло. Его дражайший братец представлял мир как лабиринт отдаленных друг от друга ячеек, и незаконнорожденным братьям не было места там, где обитали законные.

И тут настала очередь Гейба вскочить с места и выглянуть в окно. Его напряжение выдало только то, что он держал плечи несколько скованно.

– Я прошу о самой малости, – сказал он наконец.

– Просите о чем угодно, – сказал Рейф, гадая, сколько фунтов ему придется выложить назавтра без поездки в Лондон.

– Мне надо, чтобы вы поставили пьесу.

– Что?

– Пьесу, – повторил Гейб. – В театре Холбрук-Корта.

Он обернулся и посмотрел на Рейфа. Теперь его прямые брови были сдвинуты и выглядел он как разъяренный бык.

Но Рейф не смог сдержать улыбки. Да и как ответить на столь абсурдную просьбу?

– Ради всего святого! Не говорите мне, что вы, доктор богословия, преподающий в Кембридже, питаете честолюбивый замысел потоптаться на подмостках.

Он почувствовал неудержимое желание рассмеяться.

– Нет! – сказал Гейб.

Вид у него был такой, будто эта мысль вызвала у него отвращение.

– Черт возьми! Это бы несказанно улучшило мою репутацию, – задумчиво сказал Рейф. – Подумайте только: брат герцога Холбрука – фаворит дам, выступающий на сцене в «Ромео и Джульетте».

– Для такой роли я слишком стар. К тому же незаконнорожденный брат едва ли может быть сочтен лестным приобретением для семьи.

– Мне наплевать на ваш статус. Это вам еще предстоит запомнить. Я не Питер. А как насчет «Антония и Клеопатры»? Ведь Антонию было за сорок, да?

– Для этой роли я слишком молод. Но ближе к делу. Я вовсе не хочу играть в театре.

– Так для чего же вам нужен театр?

Внезапно Рейф вспомнил о давно забытом стакане с виски и сделал глоток.

– Как вы можете пить эту отраву в девять часов утра? – спросил Гейб, снова сдвигая брови.

– Это вовсе не отрава, а прекрасное шотландское виски. Процесс его изготовления отработан веками, – сказал Рейф, с нежностью оглядывая стакан. – Оно из абердинских винокурен, и в Англии его не сыщешь. Мне пришлось отправить человека в Абердины, чтобы он привез мне его немного. У него вкус… – Рейф умолк и принялся перекатывать золотистую жидкость на языке. – У него вкус горелого меда, и он ласкает ваш рот, как девка.

Последовал неодобрительный взгляд, тоже из арсенала Питера. Точно так старший брат Рейфа показывал свое герцогское недовольство.

– Ведь не каждый день обретаешь брата, – ухмыльнулся Рейф. – Вы будете ежедневно мне напоминать, как бы я выглядел, если бы был стройнее, жизнерадостнее и вообще лучше.

Он опрокинул в рот остатки напитка и со звоном поставил стакан. Когда за ним наблюдали эти прищуренные глаза, вкус напитка был уже не тем.

– Мне надо, чтобы вы поставили любительский спектакль, – сказал Гейб. – И чтобы в нем играли и профессиональные актеры, и любители. Теперь это в моде.