Читать книгу - "Неотразимый обольститель - Бетина Крэн"

– Мы выбрали это имя в честь человека, который предложил нам идею создания банка... кандидата в конгресс Коннора Барроу. Вместе со мной он посетил пансион для бездомных и слышал горестные истории проживающих там...

Коннор все дальше отодвигался на стуле, в ужасе от того, что происходило, его душа корчилась в молчаливой агонии. Ничто не могло вызвать у старика такого презрения, как душещипательная история – особенно с участием его своенравного внука.

– ...сказал, что им требуется не право голоса, а банк, – продолжала Беатрис. – И у меня хватило соображения понять, насколько он прав. Конечно, после этого нам показалось справедливым назвать банк в его честь.

Старик в упор разглядывал Беатрис, в буквальном смысле испепеляя ее взглядом. Но к удивлению Коннора, она просто улыбалась в ответ. Он закрыл глаза. Херст Барроу уже почти проглотил ее, а она этого даже не понимает...

– А тот факт, что в течение трех поколений фамилия Барроу ассоциируется с банковским делом в Нью-Йорке, даже не пришел вам в голову, – сказал старый стервятник.

Коннор в тревоге открыл глаза и обнаружил, что Беатрис совершенно не обескуражена.

– Ну я же, в конце концов, деловая женщина. – Улыбка Беатрис стала шире, а щеки порозовели. – А никто из семейства Барроу для этих целей своим именем не воспользовался.

На мгновение Коннор решил, что его дед чем-то подавился. Звук, который он издавал, больше напоминал бульканье, чем смех, но, став громче, теперь явно выражал испытываемое стариком удовольствие.

– Да уж, чего-чего, а нахальства вам не занимать, – заявил Херст Эддингтон, и лицо его вновь приняло кислое выражение.

Коннор заморгал, переводя взгляд со старика на Беатрис и обратно.

– Я училась вести дела у мастера, сэр, – просто ответила она.

Но в эти слова было вложено столько смысла, что Коннор внезапно испытал нечто вроде озарения, поняв, какой была ее жизнь и как менялся ее характер. Был ли ее муж скроен из того же материала, что и дед Коннора? Если так, то она действительно училась у мастера. И первым, самым важным, уроком был для нее урок самоконтроля. Скоро Беатрис подтвердила его умозаключение.

– Мое личное кредо в делах – это ничего не оставлять на волю случая. Уверяю вас – этот банк будет хорошо организован, будет хорошо финансироваться и управляться. И я надеюсь, что ваша комиссия, состоящая из широко известных финансистов и банкиров, увидит ту тщательность, с которой планируется организация банка, и наше предложение будет выслушано со всей справедливостью и ответственностью... невзирая на какие-либо личные соображения. Я также уверена, что комиссия изложит свое решение в мудрой и непредвзятой манере, не забывая при этом о необходимости роста благосостояния деловых кругов штата Нью-Йорк.

Им бросали беспрецедентный вызов, но изложен он был настолько тонко, что члены комиссии, невзирая на все свое влияние, растерялись. В установившейся тишине старики обернулись к Херсту Барроу. Коннор почти физически ощущал, как его дед взглядом измерял расстояние между ним и Беатрис. Через секунду хитрая мина появилась на его высохшем, но все еще властном лице. Старик мельком взглянул на предложение корпорации, а потом движением руки, настолько небрежным, что при других обстоятельствах оно показалось бы нечаянным, смахнул документ со стола на пол.

В комнате раздался общий вздох. Все присутствующие поняли, что таким образом старик показал Беатрис, чего стоит ее предложение и где ему надлежит быть. У Коннора все сжалось внутри, и он начал подниматься со стула, но Беатрис потянула его назад. Без стеснения она встала, подняла документ и положила его прямо перед Херстом Барроу, поверх других бумаг.

– Полагаю, вам это потребуется. – Странно, но в ее голосе не прозвучало ни недовольства, ни обиды. – Комиссия еще не приняла по нему никакого решения.

Их взгляды скрестились. Беатрис вернулась на свое место, сложила руки на столе и спокойно ждала ответа. Коннор, не веря своим глазам, наблюдал, как старик взял предложение, просмотрел на него с непроницаемым выражением лица и сунул под мышку.

– Хватит с меня на сегодня начинающих финансистов, – провозгласил он, поворачиваясь к коллегам. – Я не могу руководить комиссией, пока не поужинаю и не выпью стаканчик портвейна. Мы делаем перерыв в заседании до завтра, до десяти часов утра.

Когда члены комиссии поднялись и вместе с ним удалились через боковую дверь, Коннор повернулся к Беатрис.

– Вы что, совсем спятили?

– Все сработало, не правда ли? – спокойно ответила она, но он заметил, что руки ее дрожат.

– Господи, ведь он же бросил эти чертовы бумажки на пол! – Коннор схватил ее за руку и развернул лицом к себе. – Неужели вы на самом деле думаете, что он рассмотрит ваше предложение?

– Да, думаю. – Беатрис высвободила руку и нахмурилась, глядя на него. – Он взял предложение с собой и, может быть, прочитает его сегодня за ужином. А завтра у него будет...

– Тысяча веских причин, чтобы не выдать вам разрешение. Вы уже утонули.

Беатрис отдвинулась и взглянула на Элис, которая остановилась в нескольких шагах и стояла с таким видом, будто и не слышала все до последнего словечка.

– Нет, не утонула. – Беатрис решительно вздернула подбородок. – Сегодня он пройдется по документам частым гребнем и завтра будет нас поджаривать без пощады... после чего, я готова поспорить, комиссия проголосует за то, чтобы выдать нам разрешение.

– Да? С чего это вы взяли?

– Я увидела это в его глазах.

– В его глазах? Боже праведный! – Коннор провел ладонями по лицу. – Вы – со своей драгоценной женской интуицией – что, действительно считаете, будто можете так легко догадаться, о чем думает этот старый мерзавец? Хорошо, прекрасно, тогда напрягитесь-ка еще раз. – Он придвинулся ближе, приблизил свое лицо к ее лицу и спросил: – Что вы видите в моих глазах?

Беатрис не стала отступать и через мгновение почувствовала, как погружается в эту обжигающую синеву и пробирается сквозь подозрение, возмущение, недоверие – все то, что, по его настоянию, она и должна была увидеть. Но вот для нее открылись другие, глубоко скрытые чувства и эмоции... сильные, обнаженные до предела... Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь увидит их в глазах мужчины.

Беатрис внезапно ощутила то, через что пришлось пройти Коннору – отчуждение, детские обиды и желания, трудности в борьбе за становление личности и жесточайший конфликт, который так никогда и не был разрешен. Каждое из впечатлений находило себе место в ее сердце. Она видела собственные проблемы, собственное прошлое в его глазах, и это застывшее мгновение встречи с собственными чувствами лишило ее дара речи.

Коннор тоже ощутил это. Сколько Беатрис себя помнила, впервые она не смогла снова закрыть некие внутренние двери, так долго укрывавшие ее душу от окружающего мира. Одним искренним взглядом он раскрыл перед ней все свои тайны и секреты, но именно она сейчас чувствовала себя беззащитной.