Читать книгу - "Пища любви - Энтони Капелла"

— Если не хочешь оставаться, я тебя не держу.

— Дело не в этом, — резко одернула его Мария.

После ее ухода Томмазо еще долго сидел, просматривая счета и пытаясь найти хоть какую-то лазейку, которая позволила бы снова сделать «Il Cuoco» прибыльным. Но в результате даже он понял, что это невозможно. Они слишком много тратили и слишком мало зарабатывали.

Когда Бруно уехал из Рима, гнев Томмазо улетучился так же быстро, как и вспыхнул. Появилось даже легкое чувство вины. То, что он сказал другу, было правдой. Бруно действительно целовал его девушку у него за спиной. Но ведь и он, Томмазо, изменил Лауре с той хорошенькой мюнхенской блондинкой, так какое же право он имеет говорить о морали и нравственности? Кроме того, Томмазо очень любил Бруно, а те резкие слова вырвались у него отчасти из-за осознания собственной вины.

По мере того как Томмазо убеждался, что Бруно не вернется в Рим, он впадал во все большее уныние, усугублявшееся положением дел в ресторане. Если бы «Il Cuoco» не должен был денег доктору Ферраре и мафии, Томмазо просто ушел бы из него. Впрочем, была еще одна причина, по которой он не мог это сделать — то, как посмотрела на него Мария, когда поняла, что никакой он не повар. Томмазо задался целью доказать ей, что может справиться с рестораном не хуже Бруно. Но на сегодняшний день выходило, что это не так.

Хуже всего было по ночам. Именно ночью Лаура понимала, что не может справиться со своей болью и должна что-нибудь предпринять. Только бы Томмазо вернулся. Если он согласится начать все сначала, она готова даже делить его со всеми туристками Рима. По ночам Лаура неподвижно сидела на кровати, прислонившись к стене, и дожидалась наступления утра. Ее щеки пылали от унижения, а глаза горели от презрения к самой себе.

А еще она все время плакала. Со слезами жаловалась Юдифи, рыдала в телефон, разговаривая с Карлоттой. Она едва справилась с искушением прервать обучение и вернуться в Америку. Она жаловалась куратору от студенческого комитета, который порекомендовал ей обратиться к врачу, а тот в свою очередь прописал антидепрессанты. Она плакала, жалуясь Киму Феллоузу. Он посочувствовал и предложил встретиться частным образом, чтобы поговорить. От его доброты она расплакалась еще сильнее. Ее слезы не оттолкнули Кима. Чем больше она плакала, тем внимательнее он становился, и Лаура вскоре привыкла к успокаивающему аромату одеколона, которым пахли его носовые платки. Боль постепенно притуплялась, и в конце концов, когда Ким уложил Лауру в свою постель, она поняла, какое это счастье, когда тебя любит человек, готовый о тебе заботиться.

Больше часа Бруно поднимался в гору. Солнце садилось, но было жарко, и его подталкивало вперед только понимание того обстоятельства, что если он не найдет какое-никакое жилье, ему придется ночевать на улице.

Наконец он увидел вдалеке несколько домов. Над ними вился дымок, такой же прямой в безветренном воздухе, как и растущие на холмах деревья. Взобравшись еще выше, Бруно увидел, что это небольшая деревушка — около дюжины каменных домов. На одном из них висела старая вывеска: «Ферне Бранка». Это был добрый знак: видимо, здесь было что-то вроде osteria.

Когда Бруно вошел в деревню, его облаяли сидевшие на цепи собаки. Других признаков жизни заметно не было. Впрочем, вместе с дымом, который он заметил издалека, до него долетели и знакомые запахи. Он узнал аромат горящего бука, а от запаха жареной свинины его рот наполнился слюной. Кто-то готовил барбекю из свинины, и Бруно вспомнил, что несколько дней толком не ел.

Он свернул за угол и вышел на площадь. Впрочем, это место трудно было назвать площадью — просто открытое пространство, вокруг которого стояли дома и церквушка. Площадь была немощеная, по краям росли несколько лип, рядом возвышался огромный мемориал в честь победы над фашистами, представлявший Победу в образе обнаженной женщины, которую держат на руках несколько солдат. Великолепный аромат шел именно отсюда. Между мемориалом и церковью, перед маленьким баром, кто-то поставил жаровню. Полдюжины жителей стояли вокруг огня, склонившись над золотистым поросенком, который медленно крутился на вертеле над раскаленными углями. В лучах заходящего солнца были расставлены столики и стулья, кто-то поигрывал на аккордеоне, а несколько стариков танцевали. Полдюжины пар глаз уставились на подошедшего Бруно, но никто не проронил ни слова.

Впрочем, Бруно не обратил на это никакого внимания. «Я чувствую этот запах, — думал он. — Да, я хорошо его чувствую».

Однажды в детстве он купался в реке, и вода залилась ему в ухо. Несколько дней он плохо слышал, и никакие народные средства не помогали. А потом из уха вдруг вытекла теплая струйка, и слух вернулся. Бруно уже привык жить без него, и каждый звук казался ему новым и чистым. Теперь то же самое случилось с вкусовыми ощущениями. Каким-то чудом этой porchetta удалось то, с чем не справились лучшие блюда Эмилии-Романья. Его сверхчувствительные вкусовые рецепторы, потерявшие было способность работать, вдруг вернулись к жизни. Porchetta… Поросенок был сочного медового цвета, спинка, натертая солью, блестела, а ушки, носик и хвостик были завернуты в фольгу, чтобы эти деликатесы не обгорели. Несколько человек колдовали над огнем: один крутил вертел, другой поливал поросенка свиным жиром, а человек в фартуке и колпаке прокалывал мясо острым ножом, чтобы посмотреть, пропеклось ли оно в середине.

Целого молочного поросенка в качестве праздничного блюда готовят по всей Италии, но в каждой области по-своему. В Риме поросенка начинят его же собственными обжаренными внутренностями, на Сардинии — мясным фаршем с лимоном. Здесь, судя по всему, поросенок был фарширован сухарями и травами. Бруно отчетливо слышал аромат каждого компонента: finocchio selvatico — дикого фенхеля, чеснока, розмарина и оливок. Эти запахи смешивались с запахом жарящейся на огне свинины. С поросенка капал сок, и в углях вспыхивали языки зеленого пламени.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Бруно с тем, кто стоял к нему ближе всех — У меня сломалась машина, и я ищу, где бы переночевать.

Мужчина оправил свой старый коричневый костюм. Потом сделал вид, что тыльной стороной ладони сгоняет со лба назойливых мух, хотя никаких насекомых не было и в помине.

— Эй, Густа, — наконец позвал он.

На зов оглянулась стоявшая возле огня смуглая женщина. Бруно решил, что это хозяйка бара, и повторил свою просьбу.

Женщина удивленно посмотрела на него.

— Мы не сдаем комнаты. Если хотите, можете позвонить по телефону и вызвать тех, кто заберет вашу машину. Куда вы едете?

Куда он едет? Хороший вопрос. Ответа у Бруно не было, поскольку он уже несколько недель не пользовался картой. Он пожал плечами.

И тут в разговор включился еще один человек, тот, который был в фартуке. Он не обернулся, но Бруно услышал женский голос, который что-то бормотал.

Густа пожала плечами.

— Моя дочь говорит, что вызывать помощь из Акваланьи уже поздно, а Ханни, который обычно чинит машины, уехал в Бельсаро помогать брату чинить крышу. Если вам действительно нужно переночевать, можем сдать вам комнату. Как видите, мы готовим porchetta, так что другого ужина не ждите.