Читать книгу - "Фиалковое зелье - Валерия Вербинина"

Выводы Гиацинтова и выводы из этих выводов. – Кабинетные бумаги и каламбуры по поводу оных. – Бессовестная Антуанетта и ее размышления. – О том, что хранилось в подсвечнике.

Это был обыкновенный листок бумаги, чистый с обеих сторон. Владимир вытянул его из стопки и разложил перед собой на столе. Помедлив, он обмакнул в чернильницу тонко очиненное гусиное перо и написал:

Вена, 1841 год.

Подумав, Владимир приписал снизу:

Иоганн Ферзен – австриец

Некто – англичанин

Некто – говорящий по-немецки

Графиня Рихтер, урожденная Бельская – полька

Их человек в посольстве (неизвестен)

Обманщик (неизвестен; возможно, тот же, что и предыдущее лицо?)

Нахмурив лоб, молодой человек изучил получившийся список, после чего справа добавил:

Австрия. Англия. Польша.

И замер над листом бумаги. Перо, устав ждать, уронило жирную каплю.

Наконец Владимир крупно вывел внизу листа:

ЗАГОВОР

Ему вспомнились строки из донесения агента Жаровкина:

«…но благодаря случаю открыл я, что наш друг, хоть и фигура сама по себе довольно значительная, не ограничивается деятельностью, о которой нам стало известно. Однако то, что мне удалось узнать, нуждается в подтверждении, иначе даже ваше превосходительство, известный своей благосклонностью и великодушием, откажется мне верить…»

Владимир откинулся на спинку стула и протер пальцами веки. Сомнений больше не оставалось: речь шла о каком-то масштабном заговоре – настолько масштабном, что Жаровкин сам не до конца поверил (вернее, опасался, что в Петербурге не поверят) следу, на который он вышел. А замысел Ферзена и компании и впрямь был чрезвычайно широк, если господа, к нему причастные, послали наемного убийцу остановить русских агентов, едва те пересекли границу. Позже они же организовали нападение «разбойников»… подкупили Добраницкого… возможно, не поленились даже – классический метод – подослать женщину, чтобы… И неважно, что Август говорил о розовых духах – ведь сам Владимир видел, как Ферзен давал Антуанетте деньги. Август мог просто не знать, что она тоже в деле… или же, напротив, знал и предпочел умолчать об этом.

«Вздор, – одернул себя молодой человек. – Важна не Антуанетта… то есть она важна, но куда важнее понять, что же кроется за происходящим. И кто такой этот непонятный обманщик?»

Итак, господа, в прекрасном городе Вене имеет место составляться какой-то опасный заговор против Российской империи. В него вовлечены разные лица, частью неустановленные, причем они не остановились перед тем, чтобы хладнокровно убить проникшего в их тайну особого агента Жаровкина.

Итак, следовало срочно действовать, но как? Направить депешу в Петербург? Да, но где гарантии, что она не попадет в поле зрения невидимого предателя? Нет уж! Прежде всего надо вычислить предателя и обезвредить его. Раз и навсегда.

Да, но как это сделать?

И тут в голове Гиацинтова начал складываться план – до того простой и безотказный, что молодой человек тихо засмеялся и от удовольствия потер руки. Да-с, господа! Заговоры на то и даны, чтобы верные слуги империи их раскрывали. А в том, что этот заговор он раскроет, Владимир более не сомневался.

* * *

Театр был полон. Пела Северини – тоненькая, юная, воздушная, черноволосая, совсем непохожая на пышнотелых прим тогдашней оперы. Голос ее потрясал сердца. Говорили, что она поет даже лучше признанных звезд, Джудитты Паста и Джудитты Гризи… Слава ее была огромна. Никто не сомневался в том, что вскоре композиторы будут писать партии в расчете на нее и только на нее, и никто не предвидел, что однажды ревнивый возлюбленный подарит ей фиалки – и это едва не станет концом ее карьеры. От запаха фиалок смыкаются связки, голос можно потерять… Но коварному глупцу было все равно, что Северини потеряет голос, который составлял смысл ее существования; в своей ограниченности он лишь хотел, чтобы эта поразительная, ослепительно талантливая женщина принадлежала только ему одному. Она поздно поймет его замысел, ей придется долго лечиться, восстанавливать голос… И в конце концов ее жизнь сложится не совсем так, как она мечтала, – но в настоящем еще можно верить, что будущего нет, что нет ни старости, ни смерти – финальной точки любого будущего. И она пела, вкладывая всю свою душу – и этот шаблонный, затертый до дыр оборот как нельзя лучше передавал происходящее на сцене.

Наконец Северини умолкла. Она казалась сама сконфуженной и потрясенной своим великолепным голосом… Мгновение в зале стояла тишина. И внезапно она взорвалась неистовыми аплодисментами.

– Право же, малышка поет весьма недурственно… – покровительственно изрек господин Розен, в чьей ложе сидел Гиацинтов. Господин Розен во многом был точной копией своей жены – кругленький, розовый, с блестящими глазками. – Только вот жаль, она немного худощава…

«Пошляк!» – в бешенстве подумал Владимир, но пересилил себя и мило улыбнулся, не переставая аплодировать.

В соседних ложах оживленно переговаривались.

– А Северини сегодня была в голосе…