Читать книгу - "Счастье по наследству - Ирма Грушевицкая"

Мне это не нужно, но я здесь всего лишь гость.

Внезапно я слышу знакомую фамилию.

— …Райты прислали письмо с извинениями, встречают Рождество у родственников в Сиэтле. Я рада, потому что хоть и люблю Диану, общество её мужа способна выдержать не больше десяти минут.

— Мне нравится сенатор.

— Да, я помню, ты был дружен с их сыном. Берт, кажется?

— Шон.

— Ах, да, Шон. Его жена — известный декоратор. Я мечтаю заполучить её на свой приём. Ты знаешь, что она дочь Герберта Паттерсона, с которым твой отец учился вместе в Йеле?

— Нет, этого я не знал.

— Жаль, что ты не пошёл по его стопам. Перед выпускником Лиги Плюща открыты все двери.

— Мне достаточно моих, мама.

— В своё время мы крепко повздорили с Виктором, когда он поддержал твоё решение поступать в Беркли.

— Там одна из лучших бизнес-школ в стране.

— И всё же это иной уровень.

— Ты потому вышла за отца? Что он был нужного тебе уровня?

Увидев, как мать выпрямилась в кресле, я моментально жалею о сказанном.

— Прости. Это было бестактно.

Она ничего не говорит, лишь тянется к своей чашке и делает глоток уже остывшего чая. Когда мать ставит её назад, та два раза звякает о блюдце. Только этим Мередит Броуди выдаёт своё волнение, и на ум снова приходит сравнение с Эммой, которая, волнуясь, начинает заикаться.

— У нас не было большой любви, если ты хотел узнать именно это, — чашка неожиданно снова оказывается в маминых руках, и теперь уже в кресле выпрямляюсь я. Неожиданное признание. Редкое, а потому, бесценное. — Мы знакомы с детства и поженились, когда обоим уже было далеко за тридцать. Но ты это и так знаешь. Чего точно не знаешь, так это то, что к тому моменту у каждого за плечами остались неудачные отношения, и даже не одни. К примеру, твой отец однажды остался без невесты, за неделю до свадьбы она сбежала с организатором собственной свадьбы. Последний мой молодой человек даже не скрывал, что связи моего отца интересуют его больше, чем я сама.

Дед со стороны матери был известным адвокатом, как и его отец, и прадед. «Законники с традициями», так говорит о своей семье мама. Фамилия Ллойдов в Сан-Франциско не менее известна, чем Броуди. Мой дядя всего год назад ушёл в отставку с должности председателя Верховного суда штата, а оба кузена занимают весьма высокие должности в полиции. Выбрав своей профессией финансы, а не юриспруденцию, я разрушил мамины планы на продолжение династии адвокатов. Зато оправдал отцовские надежды.

— Это был договорной брак. Два взрослых человека согласились жить вместе на обоюдно удобных условиях. Твоё появление для нас с Виктором стало полной неожиданностью.

— Надеюсь, я не нарушил ничьих планов?

Впервые за время беседы мама улыбается.

— Нет. Ты стал для нас приятным бонусом.

— Ну, спасибо.

— Нет, правда, — теперь уже она откровенно смеётся. — Детей мы не планировали. Представь моё удивление, когда я пришла к врачу с жалобой на тошноту, а он вместо отравления поставил диагноз «токсикоз».

Неожиданно мне становится не до веселья.

— Подожди. Ты говоришь, что детей вы не планировали. Но потом ты захотела ещё, а по причине болезни отца, он больше не мог их иметь. Это стало причиной вашего разрыва. Вернее, его последующее после химиотерапии бесплодие, ведь так?

Мама удивлённо вскидывает брови.

— С чего ты это взял?

— Отец сказал.

— Виктор? Хм, странно.

Она пожимает плечами и смотрит в сторону — на каминную полку, где в серебряной рамке среди прочих стоит фотография отца.

— Впрочем, ничего удивительного. Он всегда относился ко мне с нежностью, которую я не заслуживала.

Она ненадолго замолкает, и как бы мне ни хотелось её поторопить с объяснением, я понимаю, что именно в этот момент узнаю свою мать по-новому.

— Нет, Марк, у нас не было никакого разрыва. Мы просто ненадолго сошлись вместе, потому что это было удобно по многим причинам, а когда эти причины изжили себя, разошлись в разные стороны. Не ты тому виной и уж точно не гипотетически возможные дети. Твоё появление просто задержало нас друг у друга на шестнадцать лет, только и всего, — мама тянется ко мне руку. Я перехватываю её на полпути и сжимаю. — Для нас обоих ты стал самым главным человеком в жизни. Сейчас я могу говорить только за себя, конечно, но не думаю, что Виктор сказал бы что-то другое. По крайней мере, он оказался достаточно благородным человеком, чтобы мы оба так думали.

— Значит, это ты не хотела детей? Не отец?

— Мы как-то заговорили об этом после окончания его курса реабилитации. Виктор сказал, что не против, ну а я… — мать тянется и гладит меня по щеке. — Прости, но тебя мне оказалось вполне достаточно.

— И отец не был бесплоден?

— Мне, по крайней мере, об этом ничего неизвестно.

В Сиэтл я лечу в полном смятении.

Может ли быть, что отец намеренно солгал, чтобы выгородить передо мной, подростком, мать? Ведь я же задал именно этот вопрос: почему вы разошлись? — потому что, как любой ребёнок, наивно полагал, что дело во мне. Отец мог быть беспечным во многом другом, но в отношении к матери всегда сохранял уважение, граничащее с почтением.

Пять лет мне не давало покоя, почему он и Николь оказались на той трассе. Теперь же я начинаю понемногу понимать, что именно могло произойти. Если Николь не соврала и действительно за два года до этого родила от отца ребёнка, то могу представить, каким шоком стала для него эта информация. Он никогда не был излишне импульсивным человеком, и в любом другом случае его реакция была бы предсказуема: адвокаты, ДНК-тест, иск за моральный ущерб и угрозу деловой репутации.

Но это была Николь.

Никки.

При взгляде на неё у него глаза горели так же, как сейчас у матери.

Могу ли я за это его осуждать? Стану ли? Конечно, нет.

«Надень его обувь и пройди его путь». Далай-лама дерьма не посоветует.

В пятьдесят семь узнать, что у тебя есть сын от любимой женщины! Отбросив весь свой цинизм, я точно могу сказать, что отец не стал ждать ближайшего рейса из Портленда. Он сам сел за руль и помчался в Сиэтл. Всего два часа дороги и…

И Эмма лишилась бы Лекса.

Я опускаю голову, чтобы посмотреть на Эмму, и утыкаюсь взглядом в два широко открытых тёмных глаза.

Мальчишка проснулся и с любопытством меня разглядывает. Я вижу, как приоткрывается его рот, и, прежде чем из него вылетит первый звук, подношу палец к своим губам и качаю головой.

«Нет, приятель, рано». Я киваю на лежащую на моём плече голову Эммы. «Не надо будить маму».