Читать книгу - "Любовники - Виктория Романова"

— А детям ты бы уже сделала замечание, — усмехается Миша, прислоняясь к дверному косяку

— Кто моёт полы, тот его и пачкает.

Простая домохозяйская истина. Обсуждению не подлежит. На кухне я тут же нашла уже заготовленную бутылочку вина и два бокала.

— Присоединишься?

Надо отдать должное, Миша прищурился. Он видел, что что-то не так, вот только не понимал, что именно, а спрашивать — не решался. Говорю же, мы словно на мине стояли и ни один из нас не решался подойти к другому. Это надо исправлять. Села на барный стул, расставляя перед собой бокалы и наполняя их вином, и при всём при этом — делала вид, что Миша меня ни капли не смущает.

Скрепя сердце и сцепив зубы — Миша подошёл ко мне и сел рядом, принимая свой бокал с вином. Про себя отметила, что его порция оказалась чуточку больше, чем я налила для себя. Это что, подсознательная реакция организма? Решил, что у самого сил его завалить не хватит и решил споить? Так не пойдёт. Миша мне нужен в адекватном состоянии.

— Почему мне кажется, что что-то не так? — всё-таки решается спросить Миша.

— Помимо всего прочего, да?

Поджимает губы. Видно, что ему эта тема неприятна, но уж прости, что я поделаю, если ты уже накосячил? Вот и я думаю, что ничего. Покапаю тебе на мозги, раз иначе тебе сделать больно не могу. Пока что.

— У меня совсем нет шансов, да?

Да как сказать…кажется, зря я отказалась от вина в ресторане. Может, на хмельную голову мне было бы легче сделать всё то, что я планировала. Правда план — полная чушь, но лучше я ничего пока не придумала. Как я уже говорила.

— Всё зависит от тебя, — прошептала я, опуская взгляд на его руки.

Сильные, загорелые с выступающими венами. На правой руке — часы, которые я подарила ему на пятилетнюю годовщину свадьбы. Обручальное кольцо поблескивает и отражает свет от ламп. А вот и шрам — на второй фаланге безымянного пальца — однажды он не очень аккуратно использовал по назначению консервный нож. Как много воспоминаний…а ведь это всего лишь первый взгляд на руки! Даже не буду вспоминать, как много удовольствия и ласки эти руки могли дарить мне по ночам.

— Марина?

Я вскинула голову, отрывая взгляд от шрама, и вглядываясь в такие знакомые карие глаза. Шоколадные, с проблесками золота.

— Ты меня совсем не слушаешь? — усмехается он, допивая свою порцию вина.

— Прости, задумалась, — так и есть, я пропустила мимо ушей всё, что он сказал.

— Может, включим фильм? Как в старые добрые времена.

Нет, в моём плане нет фильма, зато есть кое-что другое. Вот только как перейти к тому, чего ты, на самом-то деле, не очень и хочешь? Вернее, боишься хотеть.

И давно я стала такой трусихой? Чёрт, да что может такого случиться? Не съест же он меня, в конце-то концов!

Сама не знаю, откуда во мне это появилось, но руководствуясь каким-то первобытным, практически диким импульсом, — я подаюсь вперед, хватая мужа за рубашку, и тяну на себя. Губы. Мягкие, но слегка шершавые. Они нежно проходятся по моим губам, одновременно слегка покалывая их. Самое невероятное противоречие, но такое привычное. У Миши часто заветривались губы, и я об этом знала, помнила.

— Марина… — шепчет он, отстраняясь от меня и заглядывая в глаза, — Зачем?

Зачем? Что зачем? Почему я просто не могу поцеловать своего мужа?! Хотя…да. Не могу я его просто целовать. Я оставляю его вопрос без ответа, вместо этого — снова его целую. Это не поцелуй, которым я хочу показать свою любовь. И не поцелуй, выражающий ласку. Скорее, это поцелуй-месть. Поцелуй из моей внутренней обиды и злости, которую я хочу передать ему. Хочу, чтобы он почувствовал это. Чтобы он понял, как это больно.

Всё, что я сейчас хочу сделать — это показать ему свою обиду. Свою злость. И это может быть хоть тысячу раз неправильно. Это может быть глупо, по-детски, несерьезно — как хотите назовите! — мне всё равно. Потому что это — мои чувства, а они не могут быть неправильными. Я чувствую то, что чувствую и никто не вправе указывать мне. И осуждать меня, увы, тоже никто не может.

Я не замечаю, как мы перебираемся в спальню. Не замечаю, как из одежды на мне остается лишь бельё, не замечаю и того, как раздевается Миша. Кажется, что я так поглощена своими эмоциями и попытками высвободить их, что совершенно забыла о происходящем вокруг. А тем временем, Миша тоже кое-что пытался донести. Через чересчур ласковые прикосновения. Через поцелуи и покусывания за шею. Через особую ласку, которую дарил мне. Может сейчас язык тела стал единственным языком, который мы ещё могли понять.

И если я выражала свою боль, то он — любовь.

Уже за полночь мы были совершенно выдохшимися и уставшими. Наши тела липли друг к другу и тот барьер, что я ощущала в ресторане и машине — лопнул, как мыльный пузырь. Я знала, что это конец, но на секунду позволила себе об этом забыть. Хотя бы одна секунда, чтобы я смогла вспомнить, что когда-то была счастлива. Клянусь! Мне не нужно сейчас большего. Просто минута иллюзии, а потом…всё вернется на круги своя.

— Марин? — шепнул Миша, притягивая меня ближе к себе, — Мне так много хочется сказать тебе, но…я понимаю, что ничего из сказанного мною не изменит того, что произошло. Наверное, это ещё ужаснее. Знать, что этого можно было избежать, если бы я вовремя осознал, к чему это может привести. Вот только я ошибся. На самом деле, это слишком мягко сказано. — обе его руки обвились вокруг моей талии, а я плотно закрыла глаза, — И я прекрасно понимаю, что не заслуживаю второго шанса. Даже четверть шанса на исправление не заслуживаю, но…я никуда не денусь, слышишь? Только не от тебя… — его голос перешёл в шёпот, — Утром, когда ты проснешься, я сделаю всё, чтобы ты как можно скорее забыла весь этот кошмар. Плевать на всё. Важна только ты. Ты и наши дети.

Его горячие и чуть влажные губы коснулись моего лба, запечатлев на нём легкий поцелуй, а я…приложила все силы, чтобы удержать слезы в груди.

«Утром, когда ты проснешься….», — ох, Миша… — подумала я, закрывая глаза и засыпая.

*Ончхонджан — естественный курорт с многочисленными банями, гостиницами, ресторанами в Пусане, Южная Корея.