Читать книгу - "Неизменная любовь - Ольга Горышина"

— Дверь закрою?

— Не надо.

Я уже схватилась за ручку — пришлось отпустить. Как не надо? Тебе не надо, а мне очень даже надо! Пришлось идти к себе в спальню, включать вентилятор для шумовой завесы. Потом пару раз, совсем не на цыпочках, ходить в туалет и хлопать там дверью. Чтобы Алла перестала обращать внимание на посторонние шумы. Наконец, я не выдержала. Оставив дверь в свою спальню закрытой, ушла с ключами на улицу. Спросит — куда ходила. Скажу, что голова болела, не могла уснуть, ушла, чтобы не мешать…

Пусть не голова, но действительно болело. Под сердцем. И не за Березова, а за себя — не хотелось снова переживать боль расставания. Лучше бы Адам не возвращался. Лучше бы оставался для меня Клоуном. Ах, мальчик, мальчик, в какую бездну ты затянул меня… Вылечиться не хватит целой бутылки ратафии.

— Яна, ты пила?

Когда-то я уже слышала подобный вопрос от мужчины. И этот мужчина стал мне мужем. Сейчас я слышу его от мальчика, который утром перестанет быть мне любовником. Утро, повремени наступать, миленькое…

Я забралась назад. Впереди лежал рюкзак и… стояла бутылка с водой, из которой торчали цветы… разные, почти полевые. Он все-таки нашел магазин, мой мальчик. Ну вот и что мне теперь с этим букетом делать? Как принести домой? Не выкину же… Или выкину, чтобы сохранить память о дарители, вернувшись в прежний мир, не пошатнув его устоев.

Адам целовал меня жадно, чуть ли не прокусывая губы, будто хотел напиться впитавшейся в них ратафией. Милый, чуть нежнее — иначе завтра мне будет нелегко придумать оправдание распухшим губам. Темно, ни одного фонаря поблизости — так что плевать, что стекла у машины не тонированные. Длинные волосы лучше всякой паранджи скрывают мое лицо и лицо мальчишки, склонившегося к груди, выскользнувшей из майки — я специально не надела лифчик: пусть тело наслаждается свободой в последний раз.

Юбка превратилась в пояс, бикини — в стринги, а я — в шаровую молнию: воздух просто обязан был искриться вокруг меня. Но я его не видела, я закрыла глаза, полностью отдавшись во власть охватившего тела и мозг безумия. Я крепко сидела на коленях моего юного мачо, не дергаясь лишний раз, чтобы не удариться о подголовники передних кресел. Адам все делал сам — довольно умело, видимо применяя многолетний опыт: ну так посмотрите американские фильмы, другого места для запретной любви, кроме авто, у ребят и нет. Это я, четверть века замужем за почти что гонщиком, так ни разу и не узнала, как это, использовать машину не по прямому назначению, а как средство передвижение на седьмое небо…

— Не уходи, — шепчет Адам мне в ухо, собирая дрожащими пальцами рассыпавшиеся по его плечам волосы.

— Ну как я могу не уйти…

А как я могу уйти? Морской запах, врывающийся через приоткрытые окна, уносит прочь все запретные ароматы. Я захватила с собой полотенце, но без резинки мы бы все равно не сохранили в машине чистоту. Сейчас он уйдет, сейчас уйду я… И не останется никаких следов нашей страсти, кроме глубокой раны на сердце. Откуда она взялась? Ведь это похоть, ничего больше. Что еще я могла почувствовать к этому мальчишке? Любовь? Это даже не смешно!

И я не смеюсь, я плачу… Почти навзрыд, и Адам собирает губами мои слезы по щекам, по шее, по груди, где их уже нет… Он приникает к соскам с такой силой, будто в нем проснулся изголодавшийся младенец, но в моей груди нет молока, чтобы утолить его голод. Из нее может вырваться лишь стон, который в миг разбудит его мужское естество…

Сколько у нас времени? Машина выключена, часов нет, да и не хочу знать никаких цифр, я счастлива в это мгновение. И нет ничего, чтобы могло сейчас разрушить мой воздушный замок: ни людей, ни обстоятельств — ничего. Завтра я сама прихлопну этот мыльный пузырь, а пока отдам всю себя мальчишке, которого, увы, не сумею забыть… Как и он меня…

— Яна, зачем ты…

А потому что я так хочу — хочу, чтобы ты помнил мои губы не только на своих губах. Ты насладился моими стонами, теперь очередь моя… Да, сглатывай, громче, громче, еще громче, чтобы я перестала наконец слышать бешеный стук собственного сердца. Но не тяни мне волосы. Они мешают, я знаю… Секунду, я освобожу руки и свяжу волосы в узел. А потом поймаю твои пальцы. Такие горячие, такие влажные. Язык справится сам. Говорить нам уже не о чем, если только… пожелать друг другу доброй ночи.

— У меня есть вода…

Адам потянулся вперед, но я швырнула его обратно на сиденье.

— Это не противно. Успокойся. Это придумали те, кому противен сам процесс.

Я вытянула из-под себя полотенце и укрыла им Адама. Шорты он наденет утром, а сейчас пусть спит так. Только спит! Солнце безжалостно к любовникам, оно так и спешит их разбудить.

— Доброе утро! — Адам сказал это первым, проводя мне по носу кисточкой моих собственных волос.

Я приподняла голову с его мягкой груди.

— Мне поздно возвращаться домой. Я отвезу тебя в ближайший городок и вернусь с лепешками уже к завтраку.

— Боишься, что я не уеду?

Я придавила его грудь острым подбородком.

— Боюсь…

Мне даже хотелось услышать хруст его ребра. Пусть создает себе другую женщину. Меня он выпил до дна. Самого.

— Дай воды.

Я давно не пила так жадно и не умывалась, плеснув воды себе в ладошку. С пробуждением пришло понимание того, что у меня нет с собой документов. Черт…

— Я оставила сумку с документами дома. Но и черт с ней! — добавила я тут же, испугавшись, что иначе не сумею выдворить Паясо из нашей деревни. — Поймают, заплачу штраф. Но меня не поймают. Я больше года проездила без всяких прав, пока училась водить.

— Это очень плохо, — выдал Адам осуждающим тоном.

Я улыбнулась.

— То, что мы сделали с тобой, тоже не есть хорошо. Не думай, что я вот так провожу все свои отпуска.

— Думаешь, так их провожу я?

— Не сомневаюсь! Только девушки у тебя обычно помладше.

Он промолчал. Я толкнула его в бок, и до него дошло наконец, что пора подтянуть штаны. Я тоже нашла свои и поправила бретельки на майке. Юбка, к счастью, никогда и не была глаженой. Не придерешься.

— Яна, возьми свою двадцатку, — Адам протянул мне деньги в булочной, когда я попросила его купить пару лепешек.

Наши глаза встретились. Обмен любезностями. Окончание романа. Увы и ура!

— Хорошо. Но я куплю тебе кофе. И себе тоже.

Так мы и сделали. Уселись на скамеечку, недалеко от припаркованной машины. Пили кофе, жевали круассаны и молчали. Говорить действительно было не о чем.

— Пока.

— Пока.

Мы обнялись. По-дружески. Без поцелуя. Даже в щечку. Как я и хотела проститься с ним еще вчера.

На этот раз я дождалась, когда Адам, мой Паясо, поймает машину, и только потом вернулась в свою. Как хорошо, что авто съемное. Не буду мучиться неприличными мыслями, всякий раз садясь за руль. Сейчас брошу на ложе любви пакет с лепешками и поеду назад. В деревню, к солнцу и морю. К простому спокойному отдыху. Почти стариковскому. И даже не поверну головы к пассажирскому сиденью, на котором чуть меньше часа назад сидел тот, кто поставил мой мир с ног на голову. Дурную голову. Абсолютно дурную!