Читать книгу - "Наша цель - Джули Дейс"

Работа. Дом. Работа. Дом. Работа. Дом.

Три дня я схожу с ума в этом круговороте бесконечности. Уверена, где-то за углом меня поджидает съемочная команда, и контракт на съемку второй части фильма «День сурка». Я могла бы сыграть эту роль великолепно, собрав все награды. Примерный распорядок: будильник, кофе, работа, обед, работа, дом, ужин, дневник, слёзы, сон. Три проклятых дня, и это не конец, это только начало. Несколько минут понадобилось для того, чтобы смыть в унитаз все старания забыться. Я вернулась к начальной точке. Я снова в слезах. И снова из-за него. Если время лечит, то какое количество его нужно?

Забавно, ведь Том сказал, что всё исправит, и где-то в глубине души я верю, но в то же время отказываюсь это делать, пытаясь убедить себя в том, что всё в прошлом. По сути, так и есть: всё в прошлом — моё сознание и душа. Если физически я в настоящем, то абстрактным мышлением в прошлом. Каждый день я возвращаюсь к опорной точке: где были мы. Я даже не убрала фотографии с ним, та самая четвёртая рамка покоится рядом с тремя теми, где есть я и Лизи, я и Адам, наша семья в полном составе. Когда-то они занимали место на стене родительского дома в моей комнате, сейчас занимают прикроватную тумбочку. Если Том или кто-либо другой зайдёт в мою спальню — сложит элементарный пример. Не знаю, зачем храню всё то, что тянет меня ко дну, вероятно, я просто безмозглая дура, но рука не поднимается сделать хоть что-нибудь. Дневнику, нашим фотографиям и моим воспоминаниям давно пора отправиться на помойку за углом дома. Прошло три дня с того момента, как он появился на пороге моей квартиры и три дня с того, как он ничего не сделал. Плюс новая обида к той прежней груде.

Тихо включаю песню Nick Lachey — I do it for you и нахожу себя в словах:

Теперь твое сердце разбито

И твои слезы настоящие.

Не оставляй секретов,

Расскажи все, что ты чувствуешь.

То, как ты продолжаешь притворяться –

Настоящее преступление.

Голос Тома моментально врезается в сознание:

— Хватит быть такой сукой.

Действительно, то, как я притворяюсь — настоящее преступление, но это не я, это защитная реакция. Видя или слыша его, я автоматически выставляю щит и колючки, чтобы он не мог пробраться ближе, чтобы никто не мог подобраться ближе. Но напрасно. Закрывая глаза, я всё ещё чувствую быстрое биение его сердца под своей ладонью. То, что он говорил те три дня назад, буквально каждое слово врезается в сознание, и я не могу перестать прокручивать наш диалог один за другим. Словно найдя старый магнитофон с кассетой, я слушаю, зажимаю клавишу перемотки назад, и снова слушаю. Так по кругу я пускаю те несколько минут наедине с ним. Возможно, если бы не моя гордость и обида, я легко могла броситься к нему на шею и простить всё на свете, но я благодарна той толике самоуважения, которая не позволила это сделать.

Собираю вещи и покидаю кабинет, оставляя начатую работу. Впереди ещё достаточное количество времени, чтобы завершить статью. Мозги набекрень и единственное, на чём я могу сфокусироваться — самобичевание, которое не помогает, а только усугубляет то паршивое положение дел. Быстро миновав все повороты, я спешу к выходу, чтобы никакое живое существо не могло остановить моё бегство.

Отвлекаюсь и останавливаюсь лишь на улице тогда, когда начинает разрываться телефон, а я в суматохе рыскаю по сумочке в его поисках. В горле пересыхает, а я застываю, потому что на глаза ложится парочка ладоней. Кажется, в эти секунды я даже не дышу. Знаю, это не Том. Его руки и касания я почувствую даже будучи слепой, с отсутствием обонятельных рецепторов и всему подобному нездоровому. Человек за спиной явно не торопится представляться, и это делаю я, решаясь вымолвить хоть слово.

— Мартин?

— Мгм, — мычат позади, и в голове настолько пусто, что я даже не понимаю, кому принадлежит этот голос.

— Фрэнк? Господи, какой к черту Фрэнк, — выдыхаю я, мой начальник будет последним, кто закроет кому-то глаза около здания, где располагается офис.

Позади продолжают молчать, и я бы давно сказала имя лучшей подруги, или той, что проживает в Лос-Анджелесе, но руки мужские, и Ками явно тоже не обладает подобными. Не знаю почему, но я почему-то ляпаю следом:

— Джаред?

— Ты задолбала, — подаёт голос тот, кто когда-то взял меня на слабо, и тот, кто прижимает меня к себе с такой силой, что я запросто могу выплюнуть легкие через задницу.

Улыбка расползается по лицу за долю секунды, и всё печальное вылетает из головы с той же скоростью, что Эван прилагал к броску мяча. Заключаю его в кольцо своих рук и крепко прижимаюсь к человеку, которого вижу только по фотографиям в соцсетях после завершения школы.

— Ты только что перечислила мне свой список мужиков или Том всё тот же первый и единственный? — смеётся Эван, но тут же замолкает, когда видит выражение моего лица, которое я скорей стремлюсь исправить, как стирательная резинка карандаш на листе.