Читать книгу - "Под знаком Софии - Елена Раскина"

Крепость Очаков или, как говорили турки – Озю, считалась главным портовым городом в османских владениях на северном побережье Греческого моря. Султан, смеясь, говорил, что скорее Греческое море выйдет из берегов, чем крепость Озю покорится гяурам. Эта твердыня надежно закрывала выход в Черное море и служила крепчайшей преградой от нападений русских. Она защищала верность «непорочной девы султана» – греческого Понта Эвксинского.

Некогда Озю называли Черной твердыней, и выстроена она была на том самом месте, где в степные, скифские времена находилась савроматская крепость Алектора. Турки переименовали Черную твердыню в крепость реки Озю^[17], а потом пристроили к степной фортеции еще одну и назвали ее Орта паланка^[18]. Третий ряд укреплений назывался Хасан-паша-йи джедид^[19].

Время от времени турки, с помощью французских инженеров, исправляли стены и углубляли рвы. Едва подписав мир с Россией, Порта стала готовиться к войне. Все пояса укреплений были устроены так, чтобы обороняющиеся могли перейти из одной твердыни в другую, используя подземные пути, ведущие к лиману.

Во время последних ремонтных работ была ликвидирована главная опасность: отсутствие в Озю воды. Сначала выкопали глубокий колодец, правда, вода в нем оказалась горькой, как крымская соль… Тогда французские инженеры предложили устроить внутри крепости водоем из нескольких углублений, которые летом наполнялись с помощью дождевой воды, а зимой – снегом. Наконец от двух колодцев, находившихся вблизи паланки Капудан Хасан-паши, провели под землей глиняный водопровод. Под толщей земли находились огромный пороховой склад и арсенал.

Крепость Озю являла собой неправильный удлиненный четырехугольник. Узкой, восточной, стороной она примыкала к лиману, а три другие, обращенные в степь, представляли собой мощные каменные стены с нагорным ретраншементом. Линия редутов уходила далеко в степь. В южной части Озю находилась пятиугольная цитадель, возвышавшаяся перед Кылбурном над высоким откосом лимана. Предположительно крепость Озю была неприступна, но князь Потемкин счел штурм возможным…

Напрасно осторожные советчики напоминали князю о том, что гарнизон Очакова насчитывает 20 тысяч бойцов, а в артиллерийском арсенале крепости – 400 мортир и пушек. Циклоп отвечал «доброжелателям» снисходительной насмешкой. В лагерь русской армии под стенами Очакова князь прибыл с красавицей гречанкой и другими своими приближенными из разных племен и народов – греком Алексиано, запорожским казаком Антоном Головатым, американским пиратом Полем Джонсом и испанским моряком Хосе де Рибасом. Все эти люди верно служили Циклопу и были уверены в том, что турецкая твердыня рано или поздно будет побеждена.

Советники предупреждали князя и о том, что остров Березань со своими пушками позволяет принимать с моря турецкие корабли, а в селении Гаджибей находятся провиантские склады противника.

«Возле Аккермана стоит сераскир-паша с пятью тысячами янычар, в Бендерах – еще 12 тысяч турок и в Хотине – шесть тысяч…», – напоминали князю осторожные друзья. Но Циклоп был непреклонен в своем решении взять крепость Озю и открыть русской армии выход к Черному морю. Греческая красавица, сорви-голова из Гетерии Алексиано, запорожский казак, американский корсар и испанский моряк во всем вторили Потемкину. Впрочем, императрица Екатерина не выказывала сомнений в победе русского оружия. Екатерина не сомневалась в военной удаче Потемкина. По-настоящему ее беспокоило только одно – присутствие в русском лагере графини Софии Витт, мужа которой Потемкин пожаловал генеральским чином и отправил в Каменец-Подольскую крепость.

Под стенами Очакова собрались храбрецы и честолюбцы. Все они, как один, претендовали на высокие чины и не хотели никому повиноваться. Потемкин и его подчиненный генерал-аншеф Суворов тратили неимоверные усилия, чтобы везти «русский воз» в какую-нибудь одну сторону…

Шотландец Джон-Поль Джонс начал свою морскую службу на бригантине «Два друга», которая перевозила в Америку из Африки «черный товар» – то есть рабов из Африки. Но перевозить в Новый Свет этих несчастных Джонсу никогда не нравилось. Поэтому, при первом удобном случае, он поступил в английский королевский военный флот и получил первое офицерское звание. В это время шла война с мятежными английскими колониями, которые, по мнению англичан, нагло назвали себя Соединенными Штатами Северной Америки и провозгласили свою независимость от английской короны. Сначала Джонс тоже считал американцев наглецами, но потом – неожиданно для английского командования – перешел на их сторону. В шотландском моряке сидел бунтарский дух, который сделал его американским морским офицером.

Американский конгресс присвоил Джонсу звание лейтенанта и доверил командование первым кораблем американских военно-морских сил «Альфред». На этом корабле впервые был поднят звездно-полосатый флаг мятежных Северо-Американских Штатов. Уже через год Джонс стал командиром корвета «Скиталец», который приводил в ужас, слезы и трепет все побережье Великобритании. В 1776 году Джонс сжег суда в гавани Уайтхейвен, а на обратном пути в Америку захватил с собой английский фрегат «Дрейк». Король Великобритании Георг ІІІ издал указ повесить «этого негодяя шотландца Джонса», причем дважды: «за шею – для лишения жизни и за ноги – для позора».

Указ английского короля заставил Потемкина и Екатерину заинтересоваться «наглецом Джонсом». «Этот храбрец поможет нам войти в Константинополь», – решил Циклоп.

Екатерина согласилась с Потемкиным и предложила Джонсу звание генерал-майора – если только он перейдет на русскую службу. Моряк, приговоренный английским королем к двойному повешению, не замедлил согласиться.

Еще до прибытия Джонса в Санкт-Петербург Екатерина написала Потемкину под Очаков, что посылает знаменитого корсара на Юг. «Сей человек весьма способен в неприятеле умножать страх и трепет; его имя, чаю, вам известно; когда он к вам приедет, то вы сами лучше разберете, таков ли он, как об нем слух повсюду», – лукаво улыбаясь, диктовала Фике статс-секретарю Храповицкому. В ожидании Джонса Суворов писал Потемкину: «Всемогущий Бог да благословит предприятия Ваши! Это, конечно, милостивый Государь, Пауль Ионе, тот американец, который опасно, что б и нас, трубадуров Ваших, не перещеголял».