Читать книгу - "Все дело в платье - Татьяна Веденская"

Девяносто девять и девять процентов, что в ее теле живет ребенок. Похоже на сюжет из фильма ужасов. По крайней мере, страшно так же, как и при просмотре «Чужого». Маша стоит на улице, смотрит, как машины месят колесами жидкую снежную кашу. Снег тут, в центре, темно-серого, ближе к хаки, цвета. Теперь все по-настоящему. Она должна была догадаться, когда ей становилось дурно при виде яичницы, могла предположить что-то подобное, когда прикосновения Николая к ее груди стали скорее болезненны, чем приятны – такими чувствительными стали ее соски. Все реально, и внутри у нее кто-то живет. Можно ли уже считать его кем-то? Ну, не чем-то же в любом случае. Он, скорее всего, размером с семечку, но это уже человек.

– Мария Андреевна, вас проводить? – голос заставил Машу обернуться. Ее водитель стоял на тротуаре и смотрел на Машу с беспокойством. Водитель был надежным, старым, проверенным, преданным клану Гончаровых. У него была жена и трое детей, а теперь еще и домик в «Раздолье» – в рассрочку без процентов, со скидкой и по цене строительства. Потому что свой.

– Что? Нет, не нужно, поезжайте домой. Я хочу подышать воздухом, – сказала Маша, причем чистую правду. Холодный воздух казался ей вкуснее теплого, того, что в квартире, словно тут, на ледяном ветру, кислороду было больше. Она дышит за двоих. Сколько кислороду нужно семечке?

– До завтра, – пробормотал водитель, все еще стоя на месте. Что-то в решительном взгляде Марии Андреевны мешало ему уехать, он словно предчувствовал что-то, но не мог понять, что именно. Мужчины не слишком сильны в предчувствиях. Женщины – иногда тоже. Маша не догадывалась о том, что происходит с ее телом. Ни на секунду, ни сном ни духом. Слепа, глуха, глупа. Что ты скажешь теперь, Машенька? Придется ведь сказать Гончарову.

Тут Маша улыбнулась, вспомнив прошлый раз, когда она была беременной – предположительно. Он бегал по дому и кричал, что беременность – это самое важное на свете. Он определенно, захочет ребенка. А теперь, стоя у калитки во двор в Большом Афанасьевском, Маша поняла, что тоже хочет ребенка. Боится, конечно. В ужасе, в панике, с испариной на лбу, боится до тошноты, но – хочет. Это – настоящее. Все, что было до этого, было только игрой солнечных лучей на светлых стенах, призрачными мечтами, принимающими форму облаков. И эта разница между подлинным и всякой ерундистикой стала совершенно очевидной для Маши, словно для нее вдруг открылся третий глаз, позволяющий смотреть не на, а сквозь вещи. Рентген для беременных.

– Добрый вечер, – поздоровалась Маша с охранниками, спящими за пластиковым окошком в своей аскетичной келье. Диван, телевизор, два стула, журнал, чтобы записывать посетителей, которым, впрочем, почти никогда не пользовались. Друзья и родственники проживавших тут, в этом элитном доме, в гробу видали охранников с их журналами, и не то что паспорта, фамилии отказывались называть, да еще возмущались. Кто его знает, кого принесет в такой дом. Спросишь вот так паспорт у какой-нибудь шишки, и выкинут с работы, да еще с волчьим билетом, что потом ни на одно приличное место не устроишься. Боялись.

– Добрый вечер, проходите, – кивнул охранник, строго, но отнюдь не враждебно, а просто показывая значимость свою. Это была, кажется, новая пассия владельца пентхауса на двух уровнях. Добро пожаловать! Паспорта и фамилии теперь спрашивали только у разносчиков пиццы и ремонтных рабочих. Девушка ни к той, ни к другой категории не относилась. И хотя охранник не понимал, что именно нашел владелец пентхауса в этой, в общем, довольно обычной девушке – разве что ее молодость, вопросов ей он не задавал.