Читать книгу - "Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения - Элисон Пейс"

Черт побери мой склероз!

— А ну, передай шнауцера! — воскликнул отец.

И ты, папа!..

— Передай собаку! — вторил дядя Фред.

Все принялись ритмично хлопать, раскачиваясь из стороны в сторону. Йен вопросительно взглянул на меня, но я, онемев от неловкости, не знала, что сказать гостю, как посоветовать себя вести, и лишь покачала головой. Он улыбнулся, пожал плечами и тоже начал хлопать. Достойным выходом казалось кинуться на кухню и сунуть голову в духовку; альтернативой было присоединиться к ритмичным хлопкам. Люди хлопали, раскачиваясь, Илайджа временами гавкала. Постепенно аплодисменты стихли: все выжидательно смотрели на Йена.

— Йен, — очень раздраженно сказала Нана. — Илайджу всегда передают соседу слева.

— Передают? — уточнил Йен.

— Да, передай собаку мне. Налево от себя, — нетерпеливо подсказала Нана.

— Ага… А она не будет возражать, если я ее подниму? — Йен осторожно подвинулся к стулу Илайджи и взял собаку за бока.

— Нет-нет, конечно, нет! В этом-то все дело!

Йен беспомощно посмотрел на меня и с улыбкой поднял Илайджу, которая заерзала и начала извиваться, но в принципе не протестовала. Аплодисменты возобновились. Йен, вопросительно глядя на Нану, протянул ей собаку.

— Вначале Илайджа должна вас поцеловать! — заорал дядя Фред.

Ах, чтоб тебя, дядюшка!

Йен колебался лишь долю секунды, затем подчинился и подставил Илайдже лицо. Собака радостно обслюнявила Йену щеки, лоб и шею, после чего шнауцериху пустили по кругу, подставляя ей лица, осыпая похвалами и криками «Хорошая девочка!».

Слава Богу, папа не поставил на стерео йезовский диск «Наверху у Эрика» и не врубил на полную громкость песню «Ситуация», где Элисон Мойе повторяет: «Двигай дальше». Почему именно эта песня стала традиционным музыкальным сопровождением игры «Передай шнауцера», сейчас уже не вспомнить, как и происхождение самой игры. Оставалось радоваться, что аплодисменты, раскачивание и передача собаки вокруг стола не переросли в диско-техно-пляски.

Я посмотрела на Илайджу, вылизавшую до блеска шею моей матери — последнего пункта своего назначения. Все по-прежнему хлопали; Илайджа бросила «целоваться» и оглядела стол, ритмично повиливая задом в противоположность экстатическим рывкам головой. Самое интересное, что собаке все это явно нравилось — у нее был очень счастливый вид: глаза блестели, хвост размашисто выражал собачий восторг, а выражение морды разительно напоминало улыбку. Несколько лет сражаясь с тем, что второй ветеринар назвал песьей депрессией, бедняга действительно настрадалась, но, пройдя курс лечения, включавший детское питание, присутствие за хозяйским столом и участие в игре «передай шнауцера», по-моему, подвела депрессии окончательный итог.

Обед вскоре закончился, и Йен вызвался помочь мне убирать со стола.

Хотя я несколько месяцев провела с ним бок о бок и мы стали друзьями, вид величайшего скульптора современности, старательно отскребающего с тарелки измельченный ростбиф, казался сюрреалистическим.

Мы вернулись в гостиную, и мать пожаловалась Йену на неучтивость людей, купивших щенка Илайджи: не только не пригласили остаться на обед, но даже не захотели побыть с Илайджей — им, видите ли, завтра возвращаться в Нью-Йорк! Нана предложила Йену заняться бухгалтерским делом, и тот охотно согласился; позже он пообещал серьезно подумать о переходе в лютеранство, когда неугомонная тетка вновь подняла этот вопрос.

— Как хорошо, что вы пришли, — сказала я Йену час спустя, когда мы прощались, стоя у входной двери.

— О, я тоже очень рад. У вас чудесная семья.

— Спасибо.

— Вам спасибо за приглашение.

— Пожалуйста. — Я не могла сдержать улыбки, видя, что нет необходимости извиняться. — Увидимся утром.

Долгую минуту Йен молчал. Я видела, как менялось выражение его глаз — сначала он словно хотел что-то сказать, но потом взгляд стал просто теплым и ласковым. Под ложечкой защекотало, когда Йен придвинулся и поцеловал меня в щеку. Голова закружилась, я качнулась, словно на огромных качелях, и постояла, не открывая глаз, — не хотелось никого видеть… О чем, черт возьми, я думаю? Это же Йен, напомнила я себе, поспешно разомкнув веки. Боюсь, если у меня завяжется настоящий роман с Джорджем Ореганато, я не испытаю ничего подобного.

— Спасибо еще раз.

— Пожалуйста.

Звук собственного голоса окончательно прогнал минутное помрачение; превозмогая себя, я улыбнулась, силясь выбросить произошедшее из головы и держаться как ни в чем не бывало.

По подъездной дорожке Йен пошел к калитке. Я следила за ним, пока он не свернул за угол, и долго стояла у кирпичной стены, отчетливо ощущая пустоту окружающего мира, еще недавно наполненного присутствием Йена.