Читать книгу - "Траектория полета - Карен Уайт"

Джорджия

Пчелы с жужжанием носились вокруг моей головы. Я их считала, как делала ребенком, и это успокаивало меня, заставляя забыть лицо матери, искаженное мукой, и голос сестры, пропитанный горечью, звенящий обвинительными нотками. И человека, которым я когда-то была. И свой страх, что этот человек до сих пор таится внутри.

Без деда и без ульев, которые увезли на болото, пасека выглядела маленьким заброшенным пустырем. Мне почему-то казалось, что это изменение необратимо, что оно навсегда. Как смена течения реки.

У основания улья передо мной пчела – крупнее остальных – задержалась на дощечке перед летком. Отойдя в сторонку, чтобы пчела не подумала, что я собираюсь загородить ей вход в улей, я наклонилась и схватила ее сомкнутой ладонью.

– Она вас не ужалит?

Я не слышала шагов Джеймса, но ощутила его присутствие. Каким-то образом пасека всегда усиливала мое шестое чувство. Может, потому, что в детстве она была единственным местом, где Мейси не ходила за мной по пятам.

– Это самец. Трутень. У них нет жала. – Я отступила от улья и встала рядом с Джеймсом. – Они только жужжат в руках, как крошечные погремушки, не причиняют никакого вреда.

Я коснулась сомкнутыми руками его рук, и он с готовностью подставил свои ладони. Осторожно, чтобы не поранить трутня, я переместила его в ладони Джеймса. Он широко улыбнулся.

– Здорово! А как вы их отличаете?

– Ну обычно видно, есть ли у них жало. Хотя если вы подойдете чересчур близко, может быть слишком поздно. Трутни крупнее. Не такие крупные, как царица, однако крупнее рабочих пчел.

– Чтобы хватило сил для смертельного акта любви с царицей, если их выберут?

– Именно. Вы хороший ученик.

Его улыбка погасла. Он развел ладони и позволил пчеле улететь.

– Если бы только людей можно было так же легко понять.

Я подняла брови, ожидая, что он продолжит свою мысль, но он этого не сделал.

– Вы хотели меня о чем-то спросить?

Прошли сутки с тех пор, как нашли дедушкин грузовик, а у Берди случился ее приступ. Берди не покидала свою комнату, а очевидное волнение дедушки и отказ Лайла рассказать нам подробности довели нас с Мейси до грани нервного срыва.

Джеймс начал носить футболки с короткими рукавами и хлопковые шорты и все же не выглядел местным. Хотя сомневаюсь, что Джеймс Граф смотрелся местным и в родном городе. В нем чувствовалась отчужденность, почти небрежение, словно он не вполне осознавал окружающий мир или реакцию других людей на его присутствие. Однако этот отстраненный образ был странно привлекательным. Если бы у меня оставалось желание разгадывать загадки, я попыталась бы понять, что им движет. Явно нечто большее, чем смерть жены. В отчаянии Джеймса чувствовалась глубина, которую могли распознать лишь такие же темные души.

– Вообще-то нет. Мне нужно отдохнуть от Интернета. Я искал информацию об Эмиле Дювале. Узнал, где он учился росписи по фарфору: в маленьком прованском городке Моньё. Логично заключить, что его клиент, вероятно, видел его работы и жил там же. Догадки, конечно, но, по крайней мере, есть с чего начать. Я думаю после ланча поискать богатые семьи в районе Моньё, которые жили там в конце девятнадцатого века – тех, кто мог бы позволить себе фарфоровый сервиз, сделанный по индивидуальному заказу.

– Начинаю опасаться, что вы станете моим конкурентом, – улыбнулась я. – Я сама думала примерно в том же направлении. Если мы сможем определить художника, будет очень здорово, так как цена сервиза сразу вырастет.