Читать книгу - "Тайный враг для попаданки - Алина Углицкая"

было два внутренних зверя. К тому же неизвестно кто сильнее в тебе – дракон или феникс. Может так получиться, что феникс, а это принесет только кучу проблем.

– То есть, драконом у меня стать не получится?

– Тебе не нужно им становиться. В твоем возрасте первый оборот может быть опасным для жизни, особенно, если внутренний зверь недостаточно сильный.

– Но вы же собираетесь объявить меня своей родственницей, – напомнила удивленно. – Разве никто не удивится, что я не могу превратиться в дракона?

– Достаточно, что они почувствуют в тебе драконью кровь. А женщины давно уже обращаются только в исключительных случаях.

Я поняла, что мнения разделились. Айзен настаивал, чтобы я позволила ему помочь мне обернуться, а Драмиэль, наоборот, считает, что это опасно.

Но ведь Айзен не может мне нарочно вредить? Может, он просто не думает о нюансах. Или не знает о них.

– А почему в моем возрасте это опасно?

– Потому что наши дети рождаются с умением трансформировать свое тело. Как, думаешь, появляются драконы? Мы не рождаемся как люди или другие оборотни. Помнишь, я сказал, что наши женщины обращаются только в исключительных случаях?

Я с задержкой кивнула.

– Так вот, они делают это для зачатия и остаются в драконьей форме, пока не отложат яйцо. Обычно это занимает около месяца. На это время драконица удаляется от мира и пускает к себе только мужа. Затем яйцо зреет еще год. Поначалу зародыш в нем находится в драконьей ипостаси, но чем ближе момент рождения, тем чаще и дольше он остается человеком. Все это время оборот происходит инстинктивно, только к первому году жизни малыш начинает его контролировать. Теперь понимаешь? Для нас менять свое тело так же естественно, как дышать.

Глава 20

Драмиэль говорил, а я ощущала себя пришибленной.

В книгах, которые я читала, авторы мягко обошли эту сторону драконьей жизни. Может, потому что это были книги для первого курса, на котором драконов вообще не изучают. А может, подобные вещи были тайной “только для своих”. Но как бы то ни было, эти новости надо было переварить.

– Значит, если драконица не хочет детей, то может просто не обращаться?

Ректор с минуту молча смотрел на меня, потом вкрадчиво поинтересовался:

– Это все, что ты услышала?

– Нет… но…

– Если она не хочет детей-драконов то да, можно просто не обращаться. Но это запрещено. Наша раса и так вырождается, мы не можем позволить себе бескрылых детей.

Мне стало не по себе от боли, которая прозвучала в его голосе.

Драконов действительно мало. Во всей Академии от силы штук двадцать, а может, и меньше. Еще около полусотни приезжали на отбор невест из других академий.

Но если все и правда так плохо, то понятно, почему эти данные о драконах засекречены. Лучше создать ореол тайны, чем выдать врагу свои слабости. Только зачем…

– Зачем вы это мне рассказали?

– Чтобы ты не питала иллюзий. Ты не сможешь обернуться драконом, не сможешь выйти замуж за дракона и не сможешь родить крылатых детей.

У меня кровь отхлынула от лица, а внутри образовался морозный комок. Не то чтобы я собиралась замуж, но все-таки…

– Тогда почему вы приняли меня в свой род?

– Потому что ты все же наполовину дракон и в тебе течет кровь Саррахов.

Я смотрела на него и думала: стоит ли говорить о медальоне Айзена? Если бы я не пропустила отбор, то стала бы восьмой невестой. Или лучше оставить все в тайне, ведь Драмиэль и так недоволен, что я часто общаюсь с принцем…

Был еще один вопрос, который не давал мне покоя.

– А что насчет невест принца? Из них только две драконицы. А если Айзен выберет человеческую девушку, как она родит ему крылатого ребенка?

– Именно поэтому отбирают сильнейших магичек, совместимых с драконом. У таких пар дети рождаются с помощью магии, они наследуют пол и расу отца. Именно поэтому у нашего короля два сына-дракона и ни одной дочери.

– Но я тоже сильная магичка…

Меня прервал грохот. Ректор с силой ударил кулаком по столу, да так, что подскочили бумаги, а я вжалась в кресло.

– Ты – Темная, – произнес Драмиэль низким, рычащим голосом. – Я знаю, о чем ты думаешь, но этому не бывать.

У меня в горле образовался комок.

Я смотрела на ректора, а в глазах постепенно все расплывалось от подступивших слез.

Стало так обидно, что в груди защемило.

– Только не плачь, – он тяжело вздохнул и протянул мне платок, – я не хотел быть с тобой резким. Пойми, ты не можешь стать полноценным драконом, а фениксом тебе быть нельзя. Я выторговал у короля твою жизнь, но с условием.

– С каким? – я шмыгнула носом.

Совсем забыла, что он собирался поговорить насчет меня с королем. Наверное, потому и отсутствовал недавно – был во дворце.

– Ты должна держать в секрете свою двойственную природу и не вступать в отношения с драконами, а после выпуска сразу отправишься работать во дворец в качестве помощника артефактора.

– Но я же не артефактор! – воскликнула, уже не сдерживая слез.

– Это неважно. Ортред надеется, что ты раскроешь секрет артефактов, которые делали твои предки. Только на таких условиях он позволил официально ввести тебя в род. А с королями не спорят.

В дверь постучали. Это была Джиллиан с чаем. Увидев мое зареванное лицо, она ничего не сказала. Оставила поднос на столе, вышла и вернулась со стаканом воды.

Я заметила осуждающий взгляд, которым она молча наградила Драмиэля.

– Успокоилась? – спросил ректор, когда я, стуча зубами, опустошила стакан.

Икнув, я кивнула.

– Вот и отлично. Кстати, раз уж ты здесь… Кажется, я должен был назначить тебе наказание за нарушение дисциплины. Но совершенно забыл. Видишь те письма?

Он указал на конверты всех цветов и мастей, сваленные в кучу на полу. Было ощущение, что их туда сгребали ногами.

– Давай-ка рассортируй их по датам и степени важности. На какие надо сразу ответить, какие отложить, а какие вообще ответа не требуют. Те, на которые я лично должен отвечать, в одну стопку, остальные – передай секретарю. Ну, ты поняла?

Я растерянно поморгала. Но все же поднялась с кресла и направилась к этой куче. Склонилась над ней и задала последний вопрос:

– А что будет, если я все-таки обернусь? Только не в дракона, а в феникса.

За спиной воцарилась мертвая тишина.

Спустя долгую паузу, в течение которой слышался только шорох бумажек, ректор сказал:

– Это невозможно.

Но голос его звучал хрипло