Читать книгу - "Одиночка - Алайна Салах"

«Черт, черт, черт,— истерично шепчу, прижав к лицу трясущиеся ладони.— Черт, черт, черт. Как тебя угораздило, Даш? Это дурдом… Просто дурдом какой-то».

Входная дверь не открывается ни через минуту, ни через две — примерно столько времени я здесь стою. Возможности проверить нет — телефон остался внутри квартиры.

В голове не укладывается, что Дима мог так со мной поступить. Вот так запросто выставить ночью в подъезд полураздетой… Это, конечно, не улица, где лютует минус, но… Он, черт возьми, совсем из ума выжил?! И что мне делать? Я даже такси вызвать не могу и позвонить — тоже. Нет ни денег, ни обуви.

«Зато одежды полно,— [N1]язвит внутренний голос.— Вон ее сколько валяется: можно соорудить лежанку и поспать».

Всхлипнув, я наклоняюсь, чтобы вытащить из вороха вещей свитер. Холодно. Вся обувь благополучно осталась в квартире, и приходится встать босыми ногами на куртку.

«Так, теперь тебе нужно успокоиться и придумать, что делать,— подсказывает голос-доброжелатель, дающий о себе знать лишь в кризисных ситуациях.— Ничего непоправимого не произошло. Неприятно, конечно, но решаемо».

Из-за шока и испуга «успокоиться и придумать, что делать» оказывается непросто. Любая мысль ускользает, перебиваясь отчаянным шепотком: «Это дно… Ты скатилась на самое дно». Сейчас даже на Диму почему-то злиться не получается — будто там за дверью остался незнакомый человек. Самое омерзительное, что я позволила ситуации до такого дойти. Произошедшему в туалете нет оправдания, но по-настоящему грязной и недостойной я ощущаю себя именно сейчас. Потому что в ситуации с Адилем у меня оставался выбор, а сегодня его не было. Дима обошелся со мной как с бесправной дешевкой, с которой можно делать что угодно. Даже выставить полуголой в подъезд.

С шумом всосав воздух, я запрокидываю голову и разглядываю светящийся плафон до тех пор, пока глаза вновь не начинают слезиться. Это немного отрезвляет.

И ведь он даже не думает открыть дверь. Дима не настолько пьян, чтобы за это время не опомниться и не оценить последствия своей выходки. Хотя откроет он мне или нет — уже неважно. Я ни под каким предлогом не войду внутрь — лучше останусь спать здесь.

«И что же тогда делать?» — пищит в голове испуганный голосок.

Промокнув рукавом щеки и убедившись, что они сухие, я поворачиваюсь к соседской двери. От нового прилива унижения передергивает, и перед глазами как по команде возникает ненавистная зарисовка из детства: пьяный отец, который ломится в нашу квартиру, и осуждающие лица соседей, вышедших на шум. Всю свою жизнь пытаюсь откреститься от прошлого, но оно всегда находит способ меня догнать.

Собрав разбросанную одежду и сложив ее возле двери в нашу с Димой, теперь уже бывшую, квартиру, тихо стучусь к соседям в надежде, что кто-то из них в это время не спит.

Ничего. Никто не открывает.

Зажмурившись от отчаяния, стучусь немного громче. Самообман в действии: кажется, будто деликатный стук сгладит факт того, что я позорно стою босая в подъезде.

Дверь не открывают очень долго, и когда я уже собираюсь протянуть руку к звонку, замок проворачивается.

Даже не знаю, какое чувство сильнее: облегчение, что не пришлось скакать по этажам в поисках телефона, либо же стыд перед мужчиной, стоящим в дверях, потому что он это видит. Пусть за солью мы с Павлом друг к другу не ходили, но здоровались почти каждый день.

—Я очень извиняюсь, что так поздно…