Читать книгу - "Таинство любви - Ханна Хауэлл"

Она протянула руки, из пальцев выросли щупальцеподобные корни и двинулись к моему лицу. Мой мозг грозил впасть в кому, когда я увидела на концах корней подушечки-присоски.

— Почему? — отчаянно закричала я.

Сосущие окончания замерли, паря в дюйме от моих губ. В моем уме словно заскрипели ветви:

— Что — почему?

— Почему ты это делаешь?

Долгое молчание, и я в любой момент ждала, что мое сердце скажет: «Ладно, повеселились, с меня хватит» — и перестанет биться. Потом древесные щупальца пали вниз, оставив меня лицом к лицу с гамадриадой. Будь я коброй…

— Исчадие зла!

Она постучала себя в грудь деревянистым пальцем, и хлюпающие звуки прекратились. Онемение рук и шеи, однако, сохранилось, но по крайней мере не распространялось дальше. Отсрочка казни.

— Это моя земля. Ты нарушила границы.

Я вспомнила, как венерина мухоловка шипела мне в душе что-то насчет зла в ее доме, и жалобно пропищала:

— Мы не знали.

— «Мы»? — Гамадриада вскинула бровь. — Не «мы». Твой мужчина здесь желанный гость. Он воплощает Добро. Природа всегда на стороне Добра.

Кажется, в ее интонации мне послышалось воркование? О, пощади меня, сатана. Этому растению приглянулся мой мужчина. Пол, держись отсюда подальше.

— Я не зло.

— Ты лжешь.

— Нет, это правда. Я не лгу. — «Попробуй еще раз, Джесс», — сказала я себе. — Я больше не демон. Я человек.

Благословение и боль — быть человеком.

— От тебя несет злом.

— Я сбежала из ада. Меня превратили в человека. У меня теперь есть душа! Я больше не служу аду, — настаивала я. — Сам повелитель так сказал.

— Я не признаю твоего повелителя.

Опля.

— Много тысяч лет назад твой повелитель вынудил меня покинуть Землю. Заставил моих сестер присягнуть аду, как будто мы безмозглые порождения угля или проклятые дети глины. — Ее губы сложились в брезгливую гримасу, а глаза засверкали ненавистью. — Я отказалась подчиниться, маленький демон! Я не подчинюсь ни божеству, ни человеку.

Матриархат, в стиле нимф. Облизнув губы, я сказала:

— Уважаю твой выбор.

Да, это было правдой. Клянусь геенной, я понимала ее нежелание подчиняться тому, кого она не принимала в качестве своего лорда… и представляла последствия подобного поступка.

— Ад не приветствует свободу выбора. Но я — да. Живи и дай жить другим.

Я даже сумела улыбнуться.

— Твой повелитель связал меня с моим деревом, и потому собственная гордость стала мне наказанием. Я осталась на Земле, но не могу отойти от дуба дальше чем на десять тысяч шагов. Я в ловушке, маленький демон. Навеки.

В ловушке — это я как раз могла понять. Потому-то и вынуждена была бежать, попытать счастья в облике смертной женщины. Но у гамадриады не было такого шанса. Она восстала против системы, заплатив высокую цену. Я мягко сказала:

— Мне очень жаль.

Ее глаза сузились, превратившись в прорези зеленовато-желтого цвета.

— Не жалей меня, маленький демон. Я получаю удовольствие, когда могу. Многие добрые люди приходят сюда. Я навещаю их, когда они забываются сном, и они поклоняются мне, потому что я создана для поклонения. — Улыбаясь, она провела рукой по роскошным изгибам своего тела; ладони царапали кожу-кору. — Они любят меня, и я люблю их. Люблю их всех.

— Кажется, ты не зря тут поселилась, — сказала я. — Твоя собственная территория полна любовников.

— Полна? Да. Но есть такие, кого мне не получить, даже если очень хочется. Тот, кто отдал сердце другой, неподвластен моим волшебным чарам. — Ее глаза ревниво сверкнули, и я почувствовала, как мой желудок болезненно сжался. — Видеть, как они любят других… это пытка. Вроде твоего мужчины, маленький демон. Он просто восхитителен. Пальчики оближешь. Но мне его даже не попробовать.

Я проглотила стоящий в горле ком, вознося безмолвную хвалу божеству, которое дало себе труд услышать, что Пол действительно меня любит. Не то деревянистая сука изнасиловала бы его во сне. Вот разница между суккубами и нимфами: суккубы имеют дело только с дурными людьми, которые и без того обречены попасть в ад, а нимфы спариваются со всеми двуногими; не отличающиеся особой разборчивостью — и с четвероногими тоже.

— Но бывает, что сюда приходит зло. Если дурные люди — я с ними играю. Если создания зла — я уничтожаю их. — Она усмехнулась, обнажив острые зубы-щепки. — Ненавижу все, что исходит из ада. Например, тебя, маленький демон.

— Я не принадлежу аду, — слабым голосом возразила я. — Уже нет.

— Какая разница? Ты пробралась на мою территорию, ты, выкормыш зла. Выставляешь напоказ любовь к доброму мужчине, приводишь его в мой дом, а ведь я так хочу его. Ты нанесла мне оскорбление!

— Я не хотела никого оскорбить.

— Мне будет очень приятно тебя уничтожить, выпить твою сущность, напитаться твоей плотью. — Она кивнула, вполне довольная собой. — Вот почему, маленький демон, я и делаю все это.

Мое сердце ушло в пятки, когда я поняла, что она закончила свою обличительную речь. «Взгляни на дело с другой стороны», — убеждала я себя, стараясь не поддаться панике. Творение матери-природы хочет меня убить, но по крайней мере оно любезно объяснило мне за что. Было бы не так весело, если бы меня съело растение-грубиян.

Не стоило вешать нос. Мне следовало продолжить разговор с древесной сущностью.

Гамадриада сделала паузу, и я увидела в этом благоприятный для себя знак. Только в кино напыщенные злодеи произносят достойные «Оскара» монологи, в жизни такого обычно не случается; как правило, они сначала убивают, а потом философствуют, особенно после обеда, с мятной жвачкой во рту, чтобы замаскировать тошнотворный запах крови изо рта.

Так почему она сделала паузу? Может быть, она обязана подчиняться каким-то запретам? Вроде гейса, ирландского табу. Или ошалела от одиночества? Влюбилась в звучание собственного голоса? Практикуется для сдачи экзамена в «Тоустмастерс», где готовят теоретиков ораторского искусства?

Прикосновение деревянистой руки к моей щеке прервало поток моих рассуждений. Кожа-кора была и грубой, и гибкой одновременно. Ведь дерево клонится под ветром, но может противостоять буре. Под ее кожей билась могучая сила, как земляные черви, ворошащие почву.

— И можешь поблагодарить меня, творение зла, что я увела прочь твоего мужчину и ему не доведется видеть твою смерть.

Действительно. Я мысленно скрестила пальцы — вдруг все-таки гейс?

— Почему именно десять тысяч шагов? — спросила я.

Она нахохлилась, разглядывая меня с таким интересом, словно я была редкостным насекомым, которого нужно было раздавить.