Читать книгу - "Родовое проклятье - Анастасия Туманова"

– Право, не понимаю, почему Петр за столько лет не сделал вам предложения, – медленно, словно размышляя, сказала Лезвицкая. – Ведь вы, несмотря ни на что, одного с ним круга, у вас есть имя, это совсем не то, что жениться на хористках или собственных горничных. Конечно, это несколько фраппировало бы общество, вас навряд ли приняли бы в свете, но…

– Этих «но» слишком много, княжна. – Анна вдруг почувствовала, что силы оставляют ее. Мучительно заболела голова, и она украдкой оперлась рукой о край стола. – Вы и я знаем Петра, он не тот человек, который смог бы из-за женщины… – Она пожала плечами. – Видите, ведь даже сейчас он предоставил принять окончательное решение нам с вами… Впрочем, оставим этот разговор, он бессмыслен. Я… принимаю ваше предложение. И сделаю все, что в моих силах, чтобы Петр больше не появлялся здесь. В противном случае деньги будут вам возвращены.

– Мне бы очень не хотелось этого противного случая, – ровно заметила Лезвицкая.

– Мне также. – Анна наконец сумела улыбнуться: прямо в лицо княжне, широко и почти нагло. – Я, как вы, вероятно, наслышаны, испытываю постоянную нужду в деньгах.

– Вы, однако, совсем испорчены. – Княжна повернулась, чтобы уйти. – А ведь на какой-то миг мне показалось…

– О да, вам показалось, – заверила Анна, светски провожая гостью до дверей гостиной. – Та жизнь, которую я вела, не склоняет к нравственности поступков. Впрочем, теперь вы можете спокойно обо мне забыть. Надеюсь, больше мы не увидимся. Оревуар, княжна.

Лезвицкая обернулась, взглянув на Анну в упор. Казалось, княжна хочет сказать что-то еще, но, помедлив, она опустила глаза, сухо сказала: «Прощайте» – и вышла. Черный шелковый ридикюль остался лежать на скатерти. Анна села за стол, открыла сумочку, вытащила и пересчитала деньги. Затем, не убирая их, приподняла край скатерти, достала несколько листов веленевой бумаги, придвинула к себе чернильницу. С минуту думала, глядя в окно и покусывая перо. Чернильные пятна испачкали ей щеку; не заметив этого, Анна прерывисто вздохнула, склонила голову и принялась быстро, небрежно писать. Она хорошо знала Петра. Знала его нелюбовь к долгим серьезным разговорам, к сценам и слезам, ко всему тому, что казалось ему безмерно скучным и отравляющим жизнь. И знала, что он будет благодарен своей любовнице за то, что она избавит его от последнего разговора. О чем им было говорить теперь?..

Запечатав письмо, Анна отдала его горничной, приказав немедленно доставить послание Петру в Английский клуб, и ушла в свою спальню. Там она села на постель и долго сидела не двигаясь, глядя в стену, на которой еще плясали солнечные зайчики, и горько улыбаясь. Слез не было. Они не пришли даже тогда, когда солнце ушло из комнаты, под занавеску вползли сумеречные тени, а Анна молча опустила гудящую голову на подушку. Она не спала; ее охватило странное, сковывающее забытье, медленно текли обрывки мыслей, думалось о каких-то пустяках, о том, что, к счастью, теперь ей никуда не придется ездить по вечерам, что, по крайней мере, Соня устроена, что этот дом, скорее всего, останется ей, Анне, что княжна Лезвицкая совсем неглупа, и Петру, возможно, даже повезло… Измучившись от этих сумбурных размышлений, Анна начала дремать и очнулась от осторожного стука в дверь. В комнате, к ее изумлению, было темным-темно.

– Даша! Это ты? Который час?

– Десятый, барыня… Спите? Гость к вам!

– Петр приехал?! – Анна торчком села на постели, схватилась за мгновенно занывшие виски. – Боже, да ты отдала ли письмо?

– Как есть исполнено-с, еще днем отдала, они и прочитавши… И сказавши, что заедут к вам на днях для… то есть явятся все едино, только не сегодня. Не Петр это Григорьич, а другой совсем господин. Черменский Владимир Дмитрич. Говорит, знакомы вы с ним.

Имя это в самом деле показалось Анне знакомым. Мучительно вспоминая, она зажгла свечу, кое-как привела в порядок волосы, похлопала пальцами по щекам и пошла в гостиную, думая о том, какой странный день сегодня: визит за визитом, и все неожиданные…

Едва увидев Черменского, Анна сразу вспомнила его. Они виделись более полугода назад, говорили всего полчаса, и тогда, после пожара, лохматый и перемазанный сажей, он выглядел кем угодно, только не офицером российской армии. Но не узнать этих светло-серых, спокойных глаз на темном от загара лице было невозможно. Анна невольно улыбнулась и сказала, протягивая руку:

– Добрый вечер, Владимир Дмитриевич.

– Здравствуйте, Анна Николаевна. – Владимир поцеловал ей руку, коротко, по-военному поклонился. Формы, впрочем, на Черменском не было, а был довольно добротный серый, в тон глазам, штатский костюм. Мягкую шляпу он держал в руке.

– Рада видеть вас у себя, – вежливо сказала Анна. Висок сильно кольнуло, она невольно поморщилась, и Черменский поспешно сказал:

– Анна Николаевна, я прекрасно понимаю, что время для визитов позднее, а мы с вами не настолько коротко знакомы, чтобы… Позвольте, я буду краток и как можно быстрее избавлю вас от своего общества. Поверьте, что… Просто обратиться мне более не к кому, а поиски мои зашли в тупик, и я не представляю…

Анна слушала эту довольно сбивчивую речь с растущим недоумением. Когда же Черменский смешался окончательно и, проворчав про себя: «Болван…», умолк, она растерянно спросила:

– Что же вам угодно? Я всей душой готова помочь, но объясните наконец внятно…

– Мне угодно узнать от вас нахождение вашей сестры, Софьи Николаевны, – явно обрадовавшись прямо поставленному вопросу, отрапортовал Черменский. И, тут же снова смешавшись под пристальным взглядом Анны, добавил: – Я понимаю, что вы вправе думать… Но, видите ли, мои намерения…

– Ваши – что? – подняла брови Анна. Это была игра: все его намерения она уже поняла и сейчас едва удерживалась от смеха, глядя на смущенное лицо Черменского. Пока он думал, что сказать, Анна громко позвала:

– Даша! Чаю нам и закусок в маленькую гостиную! И – никого не принимать!

– Слушаюсь! – любопытное лицо горничной просунулось в дверь. – А ежели Петр Григорьич изволят?..

– Тем более! Прошу вас, Владимир Дмитриевич.

Они прошли в небольшую комнату с зелеными штофными обоями, расположились за круглым столом, покрытым зеленой же бархатной скатертью; Анна сама зажгла свечи. Горничная принесла чай; Анна, подумав, попросила еще бутылку вина и заставила Черменского выпить бокал («На улице так холодно, не спорьте»). На самом деле она рассчитывала, что после этого ему легче будет говорить. Так и вышло: спустя несколько минут Черменский, поминутно отпивая от второго уже бокала и напрочь забыв об остывающем в чашке чае, говорил не останавливаясь. Говорил о том, как все эти месяцы искал Софью по городам, как побывал вслед за труппой Чаева в Калуге, Рязани, Тамбове и Серпухове, как в Орле нашел вернувшегося из Казани самого Чаева, занятого набором новой труппы, который заявил, что никогда не виделся с девицей Софьей Грешневой и тем более не мог принять ее в труппу, поскольку ни средств, ни свободного ангажемента у него тогда не было.