Читать книгу - "Развод.com - Ольга Сергеевна Рузанова"

— Я не собиралась с ним больше общаться. Мы повздорили, и я его выгнала!

— Блядь!... — выдыхает он, — Это лучшая новость за сегодня!

— Но насчет Краснова....

Опустив руки на мои колени, Березовский их сильно сжимает. Я невольно морщусь.

— Когда ты научишься доверять мне? А?.. Я просто прошу тебя прислушаться!

— Ты сам сделал все, чтобы я не доверяла тебе!.. — напоминаю не к месту и тут же прячу лицо в ладонях.

Рома поднимается, делает шаг назад. Потом второй, третий...

— Не говори с ним больше. Я пробью его еще раз.

— Хорошо.

— Сашка спит?

— Да, — отвечаю, чувствуя, как внутри все холодеет.

— Я тогда позже зайду.

Глава 39. Наташа

С уходом Ромы пустота в квартире и внутри меня становится пугающей. И нет, это не реакция на пережитое потрясение и не опасение от возможных последствий. Это полное осознание моего одиночества. Оно неожиданно обрушивается на голову и придавливает гранитной плитой.

У меня не осталось сил быть сильной и независимой. Выдохлась.

Подкативший к горлу огромный ком проливается солеными горячими слезами. Я плачу все время, пока спит Саша, и останавливаю истерику усилием воли, лишь когда он просыпается.

Потом поглощает рутина — мелкие домашние дела и общение с сыном. Я кормлю его, переодеваю, хожу по квартире, покачивая на руках, разговариваю и даже пою песенки, но не могу избавиться от гнетущего ощущения тотального одиночества.

И если предательство Дениса и Иды я смогу пережить, то от страха потерять Рому навсегда подкашиваются ноги.

— Полежишь немного, пока мама чаю выпьет? — спрашиваю, укладывая сына в установленную на кухне люльку.

Прикусив маленький кулачок, Сашенька смотрит на меня глазами Березовского. Неожиданно для самой себя всхлипнув, я закусываю обе губы.

Я не хочу разводиться с Ромой! Не хочу!.. Я хочу к нему! Хочу, как раньше!

Делая беспорядочные вдохи и выдохи, я быстро наливаю для себя чай и разогреваю овощи с мясом. Еды хватило бы на двоих, но Березовский не звонит и не приходит. Я понимаю его чувства и, наверное, на его месте, не смогла бы вести себя так сдержанно и достойно.

Запихиваю в себя ужин и, пока позволяет Саша, вынимаю несколько мусорных пакетов и трамбую в них розы от Дениса. Они высокие и колют пальцы, но я не останавливаюсь, пока не убираю в целлофан последний лепесток. Не хочу их видеть и не хочу, чтобы их видел Рома.

Стаскиваю пакеты к порогу и без сил валюсь на стул. Сын, дергая ручками и ножками, вдруг издает звук, сильно похожий на одобрение.

— Я тоже так считаю, — киваю, негромко смеясь, — Нам от него ничего не надо, да ведь?

Потом снова дела по расписанию — купание, массаж животика, вечернее кормление и долгое укачивание. После того как Сашенька, наконец, засыпает, я принимаю теплый душ и падаю на кровать поверх покрывала. Раскинув руки в стороны, смотрю в центр светильника на потолке немигающим взглядом до тех пор, пока пред глазами не начинают летать черные мушки.

Звенящая пустота давит на барабанные перепонки, вызывая невыносимое давление в груди и горле. Под пижамные шорты и майку забирается колючий холод, начинает бить озноб.

Повернувшись набок, я сворачиваюсь калачиком и зажмуриваюсь. В уголках глаз тут же собираются слезы. Я так больше не могу. Не могу!

Пережидаю приступ рыданий и, перекатившись обратно на спину, нащупываю рукой свой телефон на тумбе.

«Рома»

«Что случилось, Наташа?» — отвечает мгновенно.

«Я устала, Ром. Приди, пожалуйста»

«Сейчас буду»

Закрываю глаза ладонями и дышу через раз, пока не слышу, как в прихожей отворяется дверь. Рома неслышно заходит и останавливается на пороге спальни. Мое сердце срывается с места и, бешено скача по грудной клетке, разгоняет по телу горячую кровь.

Сделав два шага вглубь комнаты, Березовский смотрит в кроватку на спящего сына, а затем обходит кровать и ложится рядом со мной.

— Я устала, Рома.... — шепчу еле слышно, — Устала воевать с тобой и с собой. У меня не осталось снарядов.

Сдержанно выдохнув, он поворачивается ко мне лицом. В глазах буря. В моих я уверена, не меньше, чем шторм.

— Сдавайся, Гайка. Я не отступлюсь, пока ты не подпишешь капитуляцию.

Не сдерживаюсь и громко всхлипываю. Я люблю его каждой клеткой. Всем своим существом люблю!.. Мой Гений! Мой мужчина!

— Скажи, где подписать, — проговариваю, протягивая к нему руки.

— Блядь... Иди ко мне, Наташ...

Обнимает меня, удерживая затылок и поясницу. Вжимает в себя так, что не вдохнуть. А мне и не нужно — вцепившись в ткань его футболки, я дышу только им.

— Я не могу без тебя, Ром!... Я хочу вернуть нашу семью!

— Гайка.... — проговаривает тихо и целует.

Сразу требовательно и жадно, словно боится, что испугаюсь и передумаю.

Не передумаю, нет. Я не переживу еще одного отката. Так сильно по нему скучала!

Подмяв под себя, Березовский таранит мой рот языком. Мы целуемся глубоко и влажно, трогаем друг друга, шумно дышим. Его руки пробираются под майку, сминают по очереди обе груди, щиплют напряженные соски.

Я стону в прикушенную ладонь, потому что ощущения шокируют. Мое тело узнает своего хозяина и откликается на каждую его откровенную ласку.

— Давай снимем, — говорит Рома, стягивая с меня топ и шорты вместе с бельем.

Я перед ним обнаженная, открытая максимально, горю заживо. Его руки и губы везде. Он касается моего подрагивающего живота и мокрой плоти между ног. Гладит, ласкает сводящими с ума движениями пальцев. Совсем как тогда, в гостях у Маши и Вани.

— Боже.... Боже мой.... — выдаю приглушенно, извиваясь под ним, — Не могу больше.... Хочу!... Хочу тебя!

Смазанное, еле различимое движение перед глазами, и футболка мужа улетает в сторону. Я хватаюсь за широкие плечи, Рома спускает трико и боксеры и приставляет головку к входу.

— Твою мать, Наташ.... — стонет сквозь стиснутые зубы, — Врач.... Ты была у врача?

— Да!... Да! Можно.

Чувствую давление, упругое растяжение и его короткий рывок вперед. Сплетаемся взглядами, молчим. Я тихо плачу. Обнимаю, целую губы, квадратный подбородок.

Медленный выход и плавный толчок. Следом сразу второй и третий. Низ живота и промежность пульсируют и дрожат. Я шиплю — Рома ускоряется. Прикусывает губы на каждом выпаде.

— Чёрт.... — выругивается тихо, —