Читать книгу - "Гордая и непреклонная - Линда Френсис Ли"

– Лукас, где ты?

Однако Лукас, не останавливаясь, потащил ее дальше по длинному коридору, а затем вверх по лестнице. Там находился еще один кабинет.

Комната оказалась довольно просторной, уставленной книгами в кожаных переплетах и другими вещами, необходимыми в любом рабочем кабинете. Обилие мебели из прочного черного дерева, коробка для сигар, графин и хрустальные рюмки рядом с ним. Внешне эта комната мало, чем отличалась от конторы внизу, только находилась в его личных апартаментах.

– А теперь ответьте, действительно ли на вас напали или нет?

Ее снова охватил приступ страха, и она принялась расхаживать взад и вперед по кабинету.

– Думаю, кто-то выследил меня, пока я шла по переулку.

– Какого черта вы там делали?

Глаза его пылали гневом, но вместе с тем в них проступало и другое чувство. Желание ее защитить? Элис тут же отбросила эту мысль.

– После того, как я посетила «Фламинго»…

– «Фламинго»?

– Я хотела допросить свидетельницу. Она живет как раз тут неподалеку. Я собиралась поговорить с ней, у меня просто не оставалось выбора.

– Ночью? Одна? Дьявольщина!

– Когда я отправилась туда, был еще день.

Ладно, допустим, не день, а скорее ближе к вечеру, однако Лукасу вовсе не обязательно было об этом знать. Только сейчас она поняла, насколько неразумно было с ее стороны бродить в одиночку по темным переулкам этой далеко не фешенебельной части города.

– Впредь я запрещаю вам появляться в этом переулке ночью одной.

Что ж, тем лучше для нее.

– Если вы настаиваете, – отозвалась она тоном капризного ребенка.

Лукас внимательнее присмотрелся к ней, и ее вдруг осенила внезапная догадка, что он знал о том, что она побывала в переулке Бикмана, хотя это и казалось совершенно абсурдным.

– Так вот что вас расстроило, – сказал он.

– Нет, это случилось позже. Я встретилась с одной из девушек, работающих во «Фламинго», и во время разговора мы услышали приближающиеся шаги. Она сразу же обратилась в бегство, и я совершенно уверена в том, что тот человек в переулке преследовал меня.

Внезапно в желудке у нее громко заурчало. Она с отвращением хлопнула себя рукой по животу, словно надеясь таким образом заглушить этот звук. Лукас удивился, и снова она заметила в его глазах проблеск глубокого чувства – то было участие, которое до сих пор к ней мало кто проявлял. С юных лет она привыкла полагаться только на себя и собственные силы, без всякого сюсюканья или рыданий в жилетку. «Нет уж, благодарю покорно, сэр!»

Ей все это показалось уже слишком.

– На что вы так смотрите? – спросила она сердито.

– На вас. Вы не голодны, моя прелесть?

– Сколько раз вам повторять, чтобы вы не называли меня «моя прелесть»! – Она шмыгнула носом. – И даже если я немного проголодалась, вам-то что до этого?

– Я прикажу принести вам что-нибудь.

– Нет-нет. Мне пора домой.

Домой! В темный флигель на задворках родительского особняка.

Злополучные слезы снова подступили к ее глазам, и губы задрожали. Прикусив нижнюю губу, Элис попыталась собрать всю свою волю, но тут Лукас прикоснулся к ней, и плотину вдруг прорвало. Слезы хлынули с такой силой, словно десятилетиями ждали этого мгновения. Она в гневе смахнула их, однако он перехватил ее руку и, притянув к себе, бережно обнял, словно у него не было сейчас более важного дела, как только утешать ее.

– Объясните мне, наконец, что же с вами случилось, – произнес Лукас тихим, но повелительным голосом.

И тут Элис не выдержала.

– Ничего не случилось, – пробормотала она сквозь рыдания.

Лукас прижал ее щекой к своей груди и ласково провел рукой по спине, чувствуя, как тонкая ткань его рубашки становится влажной от ее слез.

– У меня все в полном порядке, – продолжала она шепотом, наслаждаясь его мужской силой, – если не считать того, что отец злится на меня, а дядя сомневается в моем рассудке. – Она в отчаянии пожала плечами. – Хотя кто может винить их за это? Я упряма, своевольна, настырна и совершенно не поддаюсь уговорам. Во мне нет ни одного из тех женских качеств, которые способны привлечь мужчину. – Тут она отстранилась от него, положив ладони на его широкую крепкую грудь, и подняла на Лукаса хмурый взгляд: – Можете спорить со мной, если вам угодно.

В ответ он еще крепче прижал ее к себе и усмехнулся, не отрывая губ от ее волос:

– Именно это и нравится мне больше всего. У вас достаточно здравого смысла, чтобы прямо называть вещи своими именами.

Глубокие чувства Элис, до сих пор остававшиеся скрытыми глубоко внутри, вырвались на поверхность – смелость, доходившая до безрассудства, подсознательное желание, отринув все условности, говорить свободно.

– Я не всегда говорю то, что у меня на уме, – прошептала она, обратив взгляд на губы.

Последние слова вырвались у нее прежде, чем она успела остановиться. Если Элис сама была поражена собственной дерзостью, то ей удалось поразить этого владельца клуба для старых жуиров еще больше. Непревзойденный знаток по части вина и женщин изумленно взглянул на нее, и Элис мысленно укорила себя за несдержанность.

– Извините, вы, наверное, находите меня ужасной?

Доброта в его взгляде уступила место иному чувству, более страстному и обжигающему – словно он уступал слабости, которую не мог себе позволить. Он поцеловал сначала ее волосы, затем лоб, потом его губы прикоснулись к ее щеке. И тогда, к его удивлению, она чуть повернула голову, пока их губы не встретились. Он глухо застонал, ладони его скользнули по ее плечам к шее. Его прикосновение оказалось именно таким, каким она его помнила, – непривычным и полным соблазна. Она чувствовала себя оцепеневшей и обессилевшей, однако хотела этого – как будто все это время ждала, когда он снова ее поцелует.

– Откройтесь мне, – прошептал он, не отрываясь от нее, и она повиновалась.

Едва он провел языком по ее губам, у нее вырвался стон. Жар его тела проникал даже сквозь разделявший их двойной слой ткани. Спина ее выгнулась, когда он прильнул к ней поцелуем, крепко обнимая за талию и одновременно нащупывая свободной рукой маленькие пуговицы у воротника ее блузки. С удивительным проворством он вынимал один перламутровый шарик за другим из петель, пока она не ощутила его пальцы на своей коже.

Поцелуй их постепенно становился все более пылким и страстным. Его язык словно порхал у нее между губ, пробуя их на ощупь, а пальцы тем временем расстегивали многочисленные пуговицы блузки. Наконец ему удалось высвободить их все, и ее охватила дрожь сладостной тоски, когда мягкая ткань его рубашки задела ее обнаженную кожу. Она еще теснее прижалась к нему, словно высекая огонь из кончиков его пальцев, ласкавших ее грудь.